Толстый против похитителя дракона

Некрасова Мария Евгеньевна

– Что думать?! – взвился Александр Семенович. – Что думать! Я ничем не рисковал!

– Кроме наших шкур.

– Неправда! Кто же знал, что так выйдет!

– Ты и должен был знать. – Дежурный был неумолим. – А не знал, так и нечего было заниматься самодеятельностью.

Александр Семенович обиженно засопел. Похоже, возразить ему было и правда нечего. Но оставить за собой последнее слово хотелось!

– Самодеятельностью занимаетесь вы! Я занимаюсь искусством!

– Ну-ну, – хмыкнул Славик. – Я видел, как твое искусство популярно у молодежи. У всех аудитории битком, один Индюк с тремя девчонками. И те из вежливости, похоже.

– Да что ты понимаешь,

сопляк!

– Молчать! – рявкнул Славик. И почти спокойно добавил: – Где это чертово полотенце?

– Рукавом утрешься.

– Заткнись.

Тонкий лежал и слушал этот содержательный разговор. Он понял, что:

а) Александр Семенович действительно сообщник воров;

б) что-то он там напортачил, подставив всех, и

в) он за это получит. Возможно, в компании с Тонким, не на экскурсию же его сюда привезли!

Страшно почему-то не было. Одно присутствие Александра Семеновича не располагало к сильным эмоциям. Ну нельзя этого клоуна воспринимать серьезно! Славик, похоже, так не считал.

– Вот зачем, объясни, зачем ты прихватил своего звероящера? Комедиант, блин! – проговорил он.

– Мне нужен был грант…

– О! – В этом «о» было столько трагизма, что Сашка не усомнился в глупости Индюкова тактического хода. Хотя… Как художник художника, он его понимал.

Черт его знает, какой такой грант понадобился Александру Семеновичу: они бывают разные, причем очень разные. Может, и есть такие, ради которых стоит рисковать свободой. Не суть. Суть в том, что когда ты молодой, подающий надежды художник, то это хорошо. Лет до пятидесяти. Потом, наверное, надоедает. Тонкий не мог сказать точно, но догадывался, что Александру Семеновичу, видимо, давно-давно хотелось чего-то большего. Славы, денег, признания, мало ли там, какие желания бывают у людей. Суть в том, что большое искусство упорно не желало признавать его талант. Вот Петракова на форуме знали все, и за его пределами – тоже. Спроси на улице любого, не художника, вообще того, кто в Третьяковке был триста лет тому назад в первом классе. Спроси: «Кто такой Петраков». Он ответит, и ответит правильно. Потому что популярность, признание и все такое. А вот Александра Семеновича и на форуме-то никто не знал. Хотя они с Петраковым ровесники, может, даже и учились вместе.

Но если бы какой-то невежественный вор украл скульптуру Александра Семеновича… Об этом писали газеты, Александр Семенович с удовольствием давал интервью, да еще подогревал интерес читателей версией о терроризме. Вся страна читала и наверняка запомнила, что есть такой художник Александр Семенович. В союзе тоже не дураки сидят, увидят: ага, у него крадут скульптуры! Значит, хороший художник. Ну-ка дадим ему грант… Ниточка за иголочку – и вот она, слава. И даже ничего страшного, если бы Александра Семеновича уличили в краже собственной скульптуры. Это еще больший скандал, а скандал – вещь для славы весьма полезная.

Глупо, конечно, но победителей не судят. Не судили бы, если бы у Индюка получилось. И если бы он был виновен только в краже своего дракона. Судя по разговору, который услышал Тонкий, дракона-то он как раз прихватил между делом, чем и снискал праведный гнев своего воровского начальства. М-да. Вот уж действительно, либо шашечки, либо ехать.

– Что ты должен был сделать?

– Подменить «Яблоки» и дерево.

– А ты?

– Я не успел! – взвизгнул Александр Семенович.

– А почему? Хочешь подскажу? Потому что запихивал в ящик своего паршивого дракона. Понимаешь, что, если бы не пропали «Яблоки» и дерево, никто бы ничего не заметил!

Так

вот оно что! Насчет «никто бы ничего не заметил» Славик, может, и погорячился, но рациональное зерно в этом есть. Скульптурки и картину Александр Семенович должен был подменить, а не красть. Если бы он действовал как предписано, и правда никто бы ничего по сей день не заметил. Но Александр Семенович не успел. Он стырил своего дракона, чтобы привлечь внимание, и не успел водрузить копии картины и фигурок на место, чем привлек внимание еще и к ним, а заодно – и ко всей экспозиции, которую, видимо, подменили еще раньше… Точно подменили! Александр Семенович и Славик спокойно разгуливали по гостинице до тех пор, пока все картины не начали забирать на экспертизу. А сейчас они где угодно, но точно не в гостинице. Славик собирается куда-то, Александр Семенович, похоже, остается и вопрошает, что теперь делать. Глупо получилось.

Глупо-то глупо, а отсюда надо выбираться, и как можно скорее. Тот, кто провернул ТАКОЕ дело, ни перед чем не остановится. В смысле, свидетели ему не нужны. Ни Тонкий, ни Александр Семенович. Странно, что стережет их один только Славик. И странно, что все еще стережет.

Тонкий зажмурился еще крепче и решительно открыл глаза. Хлопнула дверь. В телевизоре мигнуло изображение, и комната наполнилась диалогами какого-то дурацкого сериала:

– Я больше не могу так жить.

– Живи иначе, кто не дает…

Александр Семенович в кресле щелкал пультом, и вид у него был самый беззаботный. Славика видно не было, похоже, это он хлопнул дверью.

Тонкий сел на полу, нащупав под руками мягкий ковер, и перебрался в кресло. Александр Семенович обернулся на шум:

– Здорово, сокамерник! – Никогда он так не разговаривал. Все на вы, да пожалуйста, да гран-мерси… Похоже, и правда нервничает.

– Здрасьте. – Тонкий привстал в своем кресле, надеясь разглядеть вид из окна, но разглядел только горизонт да темную полоску леса. Встать подойти и посмотреть как следует было почему-то боязно. Александр Семенович заметил это и с удовольствием проинформировал:

– До ближайшего человеческого жилья и переговорного пункта – километров пятьдесят. Но мы их с тобой не пройдем! Мобильник свой тоже не ищи. – Он щелкнул пультом, шагнул к шкафу-стенке и открыл бар.

Только пьяных придурков Тонкому не хватает для полного счастья! Он кашлянул, боясь сорваться на визг, и твердо, как мог, приказал:

– Оставьте! – Еще добавил для цинизма: – Вы подаете мне плохой пример.

Для Александра Семеновича, знавшего явно больше, чем Тонкий, заявление оказалось неожиданным. Может быть, он подумал, что Сашка дурак и не понял, куда его привезли и зачем, может, еще что, но бар прикрыл и, не убирая руки от дверцы, начал воспитательную работу:

– Конечно, я не буду, если ты хочешь. Знаешь, был такой писатель Януш Корчак. Когда фашисты пришли в детский дом, где он работал, и повезли детей в газовую камеру, он их не бросил. По дороге на казнь и в камере он рассказывал детям сказки, чтобы им не было страшно…

Все-таки он идиот. Но как намекнул-то, а? Тонкий встал, отнял руку Александра Семеновича от дверцы бара и шагнул к окну:

– Сказок я точно не переживу. Сядьте!

Со стороны это, наверное, выглядело красиво и решительно, а вот коленки у Тонкого тряслись, чего уж там. За окном был кирпичный забор с колючей проволокой для надежности. Пара собак во дворе… В общем, в лучших традициях боевиков. А за забором – чистое поле, захочешь – не убежишь, потому что тебя видно на несколько километров вперед – дивная мишень. Совсем далеко – черная полоска леса.