Толя, Коля, Оля и Володя здесь были
Шрифт:
Какие слова говорил при этом дядя Коля, нам не было слышно.
9. Грустная история дяди-Колиной куртки. Как мы поужинали. Легенда о спирте
В Южно-Сахалинске папа купил себе черные кеды. Мы, правда, уговаривали его купить лучше полуботинки, потому как на другой день папе предстояло читать здесь лекцию о современном состоянии физики, и нам казалось, что в кедах он будет выглядеть легкомысленно.
Но папа все-таки сделал по-своему. Полуботинки, сказал он, ему в дальнейшем не понадобятся. А черные кеды, если к ним специально не присматриваться,
Мой папа вообще предпочитает демократическую одежду. Он любит носить разные свитера, курточки, распашонки, а когда, по торжественным случаям, ему приходится надеть костюм, папа говорит, что чувствует себя в нем — как водолаз в скафандре.
Этим папа походит на Паганеля, который принципиально не признает костюмов. Паганель даже на защиту собственной докторской диссертации заявился в заштопанной на локтях шерстяной кофте, после чего один известный академик сказал ему:
— Ну, батенька, без галстуков мне еще приходилось видеть соискателей, но без пиджака вы первый.
Дядя Коля говорит, что все это «бзик», пижонство наоборот. Паганеля и папу не клевал еще жареный петух. Но однажды клюнет — и они побегут покупать смокинги.
Лично дядю Колю этот петух клевал. Свою роскошную кожаную куртку дядя Коля приобрел несколько лет назад в Польше. Он посещал в ней лучшие рестораны Варшавы, Кракова, Вроцлава и не чувствовал никакой дискриминации. Везде его принимали как дорогого гостя, и в конце концов дядя Коля уверовал в неотразимую элегантность куртки. Странности начались на обратном пути, в Москве. В ресторанах к дяди-Колиному столику подходил администратор, ставил табличку «Для делегации» и холодно рекомендовал пересесть ближе к двери. У подъезда гостиницы «Россия» его хватали за рукав командировочные и жалобно умоляли: «На Стромынку, шеф!» А когда сам дядя Коля ехал в такси, водители называли его «братка», откровенничали про калым и не давали сдачи с рубля, если даже на счетчике было всего тридцать копеек.
Но самое ужасное случилось с ним дома, в родном провинциальном городе. Как-то дядя Коля разогнался в одно кафе — пообедать. Швейцар, растопырив руки, загородил ему дорогу и потребовал:
— А ну, снимай куртку!
В первый момент дядя Коля решил, что кафе захватила шайка переодетых грабителей. Он принял боксерскую стойку и оглянулся, ища чьей-нибудь помощи. И помощь пришла. Она подоспела в лице усатой женщины-администратора, но не к дяде Коле, а к швейцару. Вдвоем эти люди стали требовать, чтобы дядя Коля снял недостаточно аристократическую для ихнего кафе одежду.
Тогда дядя Коля вспылил. В таком вот виде, высокомерно сказал он, его пускали в европейские рестораны, которые, конечно же, не чета этой паршивой забегаловке. И вообще, пусть ему покажут постановление горисполкома, где было бы записано, что в импортных восьмидесятирублевых куртках из чистого хрома нельзя посещать второразрядное кафе.
— Будет тебе сейчас постановление, интеллигент собачий! — сказал кровно оскорбленный швейцар, схватил дядю Колю за шиворот и пинком вышиб на улицу.
После этого рассказа мы все приуныли. Мы как раз собирались идти ужинать в ресторан при гостинице «Сахалин» и рассчитывали именно дядю Колю
Но дядя Коля даже слушать не захотел. Хватит с него того держиморды, сказал он, сбросил куртку и остался в зеленом свитере.
Тогда мы поставили впереди Паганеля, надеясь, что благодаря темным очкам, бороде и рубашке с погончиками, его признают за иностранца. За Паганелем шел папа — в золотых профессорских очках и парадных кедах, которые, если не присматриваться к ним внимательно, вполне могли сойти за ботинки. За ним — я, а позади всех — дядя Коля (мы уговорили его не оставлять в номере хотя бы трубку).
Самую большую опасность представляли, по общему мнению, кеды. Поэтому Паганель, заметив два свободных места, подтолкнул к ним нас с папой.
— Быстро, быстро! — прошептал он. — Ноги под стол! Но враг не дремал. Немедленно к столику подошла дама в коричневом костюме и, каменно глядя поверх наших голов, заявила:
— Вас я обслуживать не велю. Вы — в кедах.
— Ну и что же? — невинно спросил Паганель. — Ведь они не ставят их на скатерть.
— Не острите! — оборвала его дама таким тоном, словно говорила «не хулиганьте!» — Остряк нашелся!
Она рассерженно метнула взглядом и остановила его на мне.
— Ах, они еще и с девочкой! — пропела дама подрагивающим от возмущения голосом.
— Что значит с девочкой?! — запетушился дядя Коля. — В каком смысле — с девочкой? Это не девочка, это — дочка нашего товарища.
Дама и слушать не хотела.
— Как вы могли привести девочку в такое неприличное место! — ужаснулась она. — Сейчас же освободите столик!
Пришлось освободить.
— Так! — стиснул трубку дядя Коля. — Он явно закипал. — Чудесно! Кругом надираются, извиняюсь, в стельку граждане в штиблетах и белых манишках, а мы вынуждены топтаться посреди зала, как деклассированные элементы! Как бродяги!.. Нет, сейчас я разнесу это поганое заведение в мелкие щепки!
— Спокойно. Не стоит нервничать, — удержал его Паганель. — Вспомни о швейцаре… Сейчас что-нибудь придумаем.
— Молодой человек! — затормозил он пролетавшего мимо рыжего официанта. — На минуточку. Молодой человек остановился так резко, что фужеры на его подносе опасно заскользили к краю. Но рыжий сделал едва заметное движение и фужеры покорно вернулись на середину.
— Послушайте, — взял его за рукав Паганель. — Вот эти двое — видите? — он повел бровью в сторону папы и дяди Коли. — Один писатель, другой — профессор, э-э-э… ядерщик.
Официант вскинул одно ухо.
— Ну, и я — тоже, — понизил голос Паганель. Тут он смешался, не зная, видимо, как представить себя, поднял для чего-то палец и шепотом закончил: — Но совсем из другой области. Из другой… Соображаете?
Официант метнул быстрый взгляд на дяди-Толины темные очки и судорожно проглотил слюну.