Толя Швеин и Святой
Шрифт:
С каждым шагом он узнавал её всё отчётливее. Можно было уже не идти, но к имени добавились запахи, звуки, ощущения из прошлого, и он уже как рыба на крючке – плёлся вперёд, утянутый мощным желанием вспомнить детство. Там было много дерьма, но над всем этим не довлели деньги. Кажется, тогда был другой ответ на сложные вопросы, и если туда вернуться, то…
Нина обернулась и посмотрела на него насмешливым взглядом. Постепенно и она вспомнила, и усмешка сменилась изумлением. Она даже приоткрыла рот и забыла о сигарете. Толя остановился. Тем временем Чапа пошёл с кем-то поздороваться. Потом кто-то
– Ну, привет, – они, не сговариваясь, отдалились от толпы. Нина носила облегающую черную кожанку и узкие джинсы – всё подчёркивало её почти болезненную худобу. У неё были средней длины волосы, собранные в хвост, и яркая красная помада. Кажется, она ещё больше похудела и выросла.
– Привет, Толь, какими судьбами?
Он вкратце рассказал, зачем приехал.
– А, да, я чё-то такое слышала, – Нина стала курить, делая редкие глубокие затяжки.
– Не интересовалась, что там на самом деле?
– Да нет, конечно, зачем?
– Ну да… Я завтра пойду к нему. Выясню, – Толя вдруг с ужасом понял, что находит сестру очень красивой, хотя в детстве, всё то время, что они жили бок-о-бок, пока в восемнадцать Нина не сбежала из дома, считал её похожей на кобылу.
– Могу тебе рассказать, – добавил он.
– Да? Ну, давай.
– А где ты щас живёшь?
– Да там, ближе к центру… – она махнула рукой в сторону холма. – Точнее то там, то здесь, короче. Без пээм.
– Как?
– Без постоянного места, – Нина засмеялась. – Понимаешь, кому Москва, а кому Говнодельск. Тут особо квартир нормальных нет. Приходится жить, как получится.
– А-а, ну я это… Тоже живу в обычной квартире. С мамой и папой…
– В обычной квартире, – саркастически сказала Нина. – Боже ты мой, посмотрите, какой бедный москвич. Живёт в обычной квартире с мамой и папой. Ты прямо собирательный образ современного мужчины до двадцати пяти. Надеюсь, день рождения уже не в Макдональдсе справляешь?
– Не…
– А где?
– Ну, крайний раз в парке справлял.
– Ясно. А я набухалась, накурилась и заснула, прикинь?! – Нина расхохоталась. – Просто в дровища была, уже к полудню. Мне Танька такая: «Нина, хэппи бёздэй!», а я ей – «Мне п*****!» – я приехала и просто кончилась. Всё, можешь выключать свет, мне по***, я не встану! Так и не встала до двенадцати. Эти алкарики всё выпили без меня и даже свечку задули, прикинь? – она опять засмеялась.
– Да уж.
– Самый мой угашенный день рождения был, конечно, в семнадцать. Я была просто в гов-но-стан, Толик! Я была в такое… – она вытаращила глаза и стала водить руками из стороны в сторону, будто показывая, что не хватает слов, чтобы описать то состояние. – Ты просто не представляешь. А потом позвонил папа, и я такая, – Нина заговорила писклявым голоском: – Да, папуля, привет! А? Не, я с девочками тортик ем. Тортик, Толя!!
– Да-да, я помню тот день.
– То-ортик! А-ха-ха, ***!
– Не, так. Двушка.
– Ну, норм, норм… – затушив сигарету, Нина обернулась. Кт-то её звал. Она махнула рукой: – Отстань! Ко мне брателло приехал. Десять лет не виделись. Десять же, да? Сколько тебе тогда было? Пятнадцать?
– Четырнадцать.
– А-а, точняк.
– А сейчас двадцать три. Так что, получается, девять лет.
Цифра прозвучала внушительно, и оба на некоторое время замолчали, словно обдумывая её. Потом Нина предложила выпить и познакомиться. Толя пожал несколько рук и выпил какую-то горькую дрянь. Ни одного имени он не запомнил, и всё время смотрел только на Нину. В темноте её тело и лицо открывались ему как бы частями: там, куда падал свет, он видел то изгибы шеи, то смеющиеся карие глаза, то сальные, но вкусно пахнущие волосы, то коленку, то локоть, то задницу… Его пугало и заводило одновременно, что плохо знакомый внутренний голос, просыпавшийся довольно редко, твердил весь вечер: «Она тебе не настоящая сестра». Что он имеет в виду? Сильно за полночь они с Чапой поняли, что пора идти спать.
– Я тебе завтра позвоню, – сказал Толя, облокотившись на Нинино плечо. Все два часа они постоянно разговаривали, Нина задавала много вопросов, обходя, пожалуй, главный, но он понимал, что она ждёт более удобной обстановки, чтобы разузнать про папу, а может, действительно не хочет ничего о нём знать. Оказывается, Нина обладала задорным, хоть и грубым чувством юмора и сильно выделялась в толпе провинциальных алкашей.
– Звони! Обязательно звони, Толик. Устрою тебе экскурсон по нашим заведениям и улицам. Ты ж поди не знал тут ни*** – учился слишком много. Ничо, тётя Нина тебе всё покажет и расскажет. Давай, жду!
Глава пятая
«Чего ты хочешь больше всего на свете?». «Стать богатым, богатым, богатым!»… «Деньги, деньги, деньги…» – Толя проваливался в это короткое, безжизненное, обволакивающее слово. Сон был не крепким, тревожным, он то и дело вскакивал и не мог вспомнить, где находится. Лишь заслышав Чапин храп, вспоминал и успокаивался, реальность придавливала его, и он торопился обратно в сон, где голос спрашивал одно и то же, а Толя жадно, с остервенением кричал: «Стать богатым!» На утро это уже не казалось таким важным. Он проснулся с тяжёлым похмельем – голова раскалывалась, от противного привкуса во рту мутило.
– Ты как? – бодро спросил Чапа, восседавший за своими тремя компьютерами.
– Во рту как будто кошки насрали, а так норм.
– Поздно ты.
– Поздно? – Толя глянул на часы. – Ох, ты ж ***!
Схватив из холодильника питьевой йогурт, он рванул на улицу. На дворе была липкая серая погода, моросил дождь. Толя проспал почти на два часа – было уже девять двадцать. Он пытался бежать, но вчерашнее веселье дало о себе знать, виски схватило тугим обручем, и он остановился, чтобы боль немного прошла. Потом, придя в себя, пошёл быстрым шагом, но уже не бежал.