Том 1. Громокипящий кубок

Северянин Игорь Васильевич

10

…И сорвала ее дева задумчиво, Бледной прекрасной рукой сорвала… И угасала осмысленно, вдумчиво Лилия, снятая с стебля задумчиво. Снова раздались удары весла И Ненюфар запечалился влюбчивый… Лилию бедную дева задумчиво Бледной печальной рукой сорвала.

11

Белая Лилия, чистая Лилия Больше не красила сумрачный пруд И не дрожала восторгом идиллии: Белая Лилия — мертвая лилия!.. Пруд спит по-прежнему… Разве, вспугнут Сон иногда лебединые крылия… Белая Лилия, светлая Лилия Больше не красила сумрачный пруд.

Светосон

Девчушкам Тойла

Отдайте вечность на мгновенье, Когда в нем вечности покой!.. На дне морском — страна Забвенья, В ней повелитель — Водяной. На дне морском живут наяды, Сирены

с душами медуз; Их очи — грезовые яды, Улыбки их — улыбки муз. Когда смеется солнце в небе, Король воды, как тайна, тих: Ведь он не думает о хлебе Ни для себя, ни для других! Когда ж, прельстясь лазурной сталью, Приляжет в море, как в гамак, С такой застенчивой печалью И раскрасневшись, точно мак, Светило дня, — в свою обитель Впустив молочный сонный пар, Замыслит донный повелитель Оледенить небесный жар: Лишь Водяной поднимет коготь, Залентят нимфы хоровод И так лукаво станут трогать И щекотать просонок вод, И волны, прячась от щекотки, Сквозь сон лениво заворчат И, обозлясь, подбросят лодки, Стремя рули в грозовый чад. Рассвирепеет мощно море, Как разозленный хищный зверь… Поди, утешь морское горе, Поди, уйми его теперь! Как осудившие потомки Ошибки светлые отцов, — Начнет щепить оно в обломки Суда случайные пловцов. Оно взовьет из волн воронку, Загрохотав, теряя блеск, Стремясь за облаком вдогонку — Под гул, и гам, и шум, и треск. А солнце, дремлющее сладко На дне взбунтованных пучин, Уйдет — но как? его загадка! — Раскутав плен зеленый тин. Оно уйдет, уйдет неслышно И незаметно, точно год… Пока пылает буря пышно, Оно таинственно уйдет… Когда ж палитрою востока Сверкнет взволнованная сталь, Светило дня — душа пророка! — Опять поднимется в эмаль. Одной небрежною улыбкой Оно смирит волнистый гнев, — И Водяной, смущен ошибкой, Вздохнет, бессильно побледнев… Спешите все в строку забвенья Вы, изнуренные тоской! Отдайте вечность за мгновенье, Когда в нем вечности покой!..

Инэс

(фантастическая поэма)

О, пойми— о, пойми, — о, пойми:

В целом свете всегда я одна

Мирра Лохвицкая

1

Давался блистательный бал королем, Певучим владыкой Парнаса. Сплывались галеры, кивая рулем К пробитью закатного часа.

2

В них плыли поэты, заслугой умов Достигшие доступа в царство, Где молнии блещут под хохот громов И блещут притом без коварства.

3

Шел час, когда солнце вернулось домой В свои золотые чертоги, И сумрак спустился над миром немой В усеянной звездами тоге.

4

Свистели оркестры фарфоровых труб, Пел хор перламутровых скрипок; И тот, кто недавно несчастный был труп, Воскрес в воскресенье улыбок…

5

Цвели, как мечтанья поэта, цветы Задорными дерзко тонами, И реяли, зноем палитры, мечты Земле незнакомыми снами.

6

Собрались все гости. Огнем полонез Зажегся в сердцах инструментов, — И вышла к гостям королева Инэс, Колдунья волшебных моментов.

7

В каштановой зыби спал мрамор чела, Качалась в волнах диадема. И в каждой черте королевы жила Восторгов сплошная поэма.

8

Чернели маслины под елями дуг, Дымилася инеем пудра; Инэс истомляла, как сладкий недуг, Царя, как не женщина, мудро.

9

Букеты левкоев и палевых роз, Казалось, цвели на прическе, Алмазы слезились, как капельки рос, На рук розовеющем воске.

10

Наряд королевы сливается с плеч Каскадами девственных тканей. На троне она соизволила взлечь На шкурках безропотных ланей.

11

Рассеянно, резко взглянув на гостей, К устам поднесла она пальчик, — И подал ей пару метальных костей Паж, тонкий и женственный мальчик.

12

Бледнея, как старый предутренний сон, Царица подбросила кости, Они покатились на яркий газон В какой-то загадочной злости.

13

Царица

вскочила и сделала шаг, Жезлом отстранила вассала, Склонилась, взглянула, зарделась, как мак: Ей многое цифра сказала!

14

Смущенно взошла она снова на трон С мечтой, устремленной в пространство, И к ней подошел вседержитель корон, Пылающий зноем убранства.

15

С почтеньем склонился пред нею король В обласканной солнцем тиаре, Сказав ей: «Лилея, сыграть соизволь На раковин моря гитаре».

16

Но странно взглянула Инэс на него И, каждое слово смакуя, Ему отвечала: — Больна, — оттого Сегодня играть не могу я.

17

И бал прекратился к досаде гостей… С тех пор одинока царица. Но в чем же загадка игральных костей? — Да в том, что была единица!

Мыза Ивановка

Осенние мечты

Бодрящей свежестью пахнуло В окно — я встала на заре. Лампада трепетно вздохнула. Вздох отражен на серебре Старинных образов в киоте… Задумчиво я вышла в сад; Он, как и я, рассвету рад, Однако холодно в капоте, Вернусь и захвачу платок. …Как светозарно это утро! Какой живящий холодок! А небо — море перламутра! Струи живительной прохлады Вплывают в высохшую грудь, И утром жизнь мне жаль чуть-чуть; При светлом пробужденьи сада. Теперь, когда уже не днями Мне остается жизнь считать, А лишь минутами, — я с вами Хочу немного поболтать. Быть может, вам не «интересно» — Узнать, что смерть моя близка, Но пусть же будет вам известно, Что с сердцем делает тоска Любимой женщины когда-то И после брошенной, как хлам. Да, следует напомнить вам, Что где-то ждет и вас расплата За злой удар ее мечтам. Скажите откровенно мне, По правде, — вы меня любили? Ужели что вы говорили Я только слышала… во сне?! Ужель «игра воображенья» — И ваши клятвы, и мольбы, А незабвенные мгновенья — Смех иронической судьбы? Рассейте же мои сомненья, Сказав, что это был ни сон, Ни сказка, ни мираж, ни греза, — Что это жизнь была, что стон Больного сердца и угроза Немая за обман, за ложь — Плоды не фикции страданья, А сердца страстное стенанье, Которым равных не найдешь. Скажите мне: «Да, это было», — И я, клянусь, вам все прощу: Ведь вас я так всегда любила И вам ли, другу, отомщу? Какой абсурд! Что за нелепость! Да вам и кары не сыскать… Я Господа молю, чтоб крепость Послал душе моей; страдать Удел, должно быть, мой печальный, А я — религии раба, И буду доживать «опальной», Как предназначила судьба. Итак, я не зову вас в бой, Не стану льстить, как уж сказала; Но вот что видеть я б желала Сейчас в деревьях пред собой: Чтоб вы, такой красивый, знатный, Кипящий молодостью весь, Мучительно кончались здесь, Вдыхая воздух ароматный, Смотря на солнечный восход И восхищаясь птичьей трелью, Желая жить, вкушать веселье. Ушли б от жизненных красот. Мне сладко, чтобы вы страдали, В сознаньи ожидая смерть, Я превратила б сердце в твердь, Которую б не размягчали Ни ваши муки, ни мольбы, Мольбы отчаянья, бессилья… У вашей мысли рвутся крылья, Мутнеет взор… то — месть судьбы! Я мстить не стану вам активно, Но сладко б видеть вас в беде, Хоть то религии противно. Но идеала нет нигде. И я, как человек, конечно, Эгоистична и слаба И своего же «я» раба. А это рабство, к горю, вечно. …Чахотка точит организм, Умру на днях, сойдя с «арены». Какие грустные рефрены! Какой насмешливый лиризм!

Гатчина

Злата

(Из дневника одного поэта)

24-го мая 190… г.

Мы десять дней живем уже на даче, Я не скажу, чтоб очень был я рад, Но все-таки… У нас есть тощий сад, И за забором воду возят клячи; Чухонка нам приносит молоко, А булочник (как он и должен!) — булки; Мычат коровы в нашем переулке, И дама общества — Культура — далеко. Как водится на дачах, на террасе Мы «кушаем» и пьем противный чай; Смежаем взор на травяном матрасе И проклинаем дачу невзначай. Мы занимаем симпатичный флигель С скрипучими полами, с сквозняком; Мы отдыхаем сердцем и умом; Естественно, теперь до скучной книги ль. У нас весьма приятные соседи Maman в знакомстве с ними и в беседе; Но не для них чинил я карандаш, Чтоб иступить его без всякой темы; Нет, господа! Безвестный автор ваш Вас просит «сделать уши» для поэмы, Что началась на даче в летний день, Когда так солнце яростно светило, Когда цвела, как принято, сирень… Не правда ли, — я начал очень мило?