Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
«Первая ударная женская артель грузчиц „Чайка“. Тамада Антон Кандидов. Погрузка – на 230 процентов. Выгрузка – 235 процентов».
Плыла большая, тяжелая, медленная вода. Горячим суховеем дуло с берега, и пески легонько звенели в ветре. На дощанике гребли девушки. Они гребли, сидя попарно на банках. Крепкие ноги их упирались в ребра днища. Они гребли, легонько привставая и дружно откидываясь назад. Кофты плотно охватывали крепкие плечи. Лица их были полузакрыты белыми платочками от загара. От передних скамеек до кормы все было завалено арбузами. Урожай в этом году на бахчах выдался небывалый. На берегу были сложены арбузы пирамидами, бастионами, горами.
Антон
– Навались! – негромко покрикивал Антон. – Ровно! Табань, говорю, левым.
У пристани арбузы перегружались на баржи. Расставив своих грузчиц по три шеренги от дощаника, Антон взлезал на палубу баржи. Девушки, подоткнув подолы, начинали разгрузку. Арбуз шел по каждой шеренге из рук в руки и затем, пущенный рукой крайней девушки, летел в Антона. В этом и заключалась его, кандидовская, нехитрая система. Она значительно ускоряла разгрузку. Антона как бы бомбардировали арбузами. Одно за другим летели в него зеленые увесистые полосатые ядра. Антон так наловчился, что никогда не ронял. Широко и устойчиво расставив ноги, он изгибался, приседал, легко взлетал вверх или почти распластывался в воздухе, устремляясь за неточно брошенным арбузом, Работу, которую в других артелях проделывали пять человек, он делал один.
Тем временем таинственный рев усиливался, приближался, рос. Казалось, он идет из Дохлой Воложки. Но Кандидов знал, что рукав Волги к середине лета почти пересыхает, становится воробью по щиколотку. Лодки и то местами приходится тащить волоком. Но вдруг над кустами потянулись всполошенные утки, из Воложки из-за мысика выскочило диковинное суденышко. Антон много видел на своем веку судов: пароходы, теплоходы. баржи, расшивы, буксиры, катера, нефтянки, рыбницы, «грязнухи», дощаники… Но такого судна Антону еще не приходилось видеть.
Из затона вылетела невиданная лодка, гонимая смерчем, который она сама же рождала. Маленький пеногонный вихрь следовал за судном по пятам. Лодка неслась по-над водой, опираясь на нее лишь у кормы. Она мчалась, волоча широкие распластанные крылья из пены и брызг. Судно мчалось на самый бакен. Оно штурмом взяло отмель. Да что ему бакен, если оно через затон в августе месяце прошло!
Девушки застыли с арбузами в руках, но тамаде было не к лицу заглядываться.
– Ну, ну, девчата! Чего там не видали? Заглядывайся, да дело не бросай. Пошли, давай, не задерживай!
И арбузы опять летели, матово отливая на солнце, и шлепались о широкую ладонь Антона. Но шалая машина, не сбавляя ходу, разворачивалась по крутой дуге и, наклонившись боком, вся в пене, как понесший конь, мчалась прямо на пристань. Девушки взвизгнули и бросились врассыпную.
Но вдруг рев разом смолк, опали водяные столбики. Легонько, еще чихая и постреливая мотором, машина стала вдруг грузной и, зарываясь носом в воду, подошла к дощанику. В ней сидело четверо. Когтистый багор цапнул за доску. Человечек в шлеме, худой и восторженный, вскарабкался на рубчатую палубу суденышка. Он замотал головой, высвобождая подбородок из-под завязок шлема. Что-то очень знакомое было в этом человеке. У Антона на секунду даже дыхание зашлось. Человек простер руки.
– Кандидов! Тошка! – закричал он.
Антон некоторое время глядел озадаченный… Потом вдруг заорал на всю Волгу:
– Карась?! Живой, чтоб ты сдох!
И в ту же секунду Кандидов схватил Карасика
– Ну, здравствуй, Тошка!
– Здорово!
– Вот, понимаешь…
– Да…
– Встреча называется, а?!
– Ах ты, Женьча! Чертила ты грешная!.. Поздоровше стал, загорел, – сказал Антон.
– Ну, куда мне…
– Ты раньше жидкий был… Я уж думал, живой ли?.. Не слыхать. Ну, ты, в общем, как, ничего?
– Да так, ничего.
– Ты где сейчас?
– В Москве… Пишу, в общем, – сказал Карасик и, как всегда, засмущался, испытывая чувство гордости и неловкости.
– И печатают? – удивился Антон.
Карасик чуть не засмеялся. Он спросил Антона, читает ли тот фельетоны Евгения Кара.
– Евгений Кар?! – воскликнул Антон. – Вот так петрушка! Так, значит, я тебя все время читаю? Вот ни сном ни духом… Номер! Молодец ты, Женька, – уже не скрывая зависти, как тогда, когда провожал Карасика в Москву, сказал Антон, – молодец! Классически здорово пишешь. Я даже из газеты вырезал, как ты с шарманкой ходил. И бюрократов ты продергиваешь хлестко.
Он замолчал и поглядел в сторону.
– А я вот тамада тут у них, – сказал он.
Его окружили гидраэровцы. Они оттеснили Карасика и с веселой почтительностью обступили грузчика, разглядывая его с нескрываемым восхищением.
– Сколько сам тянешь? – спросил Бухвостов.
– Восемьдесят девять кило, – отвечал Антон.
– Хорош дядя! – воскликнул Фома.
– Здоровье позволяет, – скромно сказал Антон.
– Да, материалу на тебя отпущено с запасом! – засмеялся Баграш. – Не видал, друг, машина здесь не проходила, красная?.. Нет? Ну, значит, обошли мы «американца»! – воскликнул Баграш.
– Арбузы ты принимаешь классно, – сказал Бухвостов.
– А ну, как, как это ты? – крикнул Фома и, отбежав немного в сторону, нагнулся, поднял арбуз и запустил в Антона.
Шлеп! Арбуз словно прилип к руке тамады. Кандидов поймал его в полете и уложил в пирамиду.
– Давай, давай! – сказал он добродушно.
Теперь уже Баграш метнул арбуз чуть в сторону. Изогнувшись, Кандидов допрыгнул, и опять арбуз послушно стал в воздухе, у ладони, и мигом был водворен на место.
Пока, забыв обо всем на свете, гонщики бомбардировали Антона арбузами, оттесненного Карасика обступили грузчицы. Они застенчиво пересмеивались. Диковинная лодка, появившаяся с таким шумом, стояла теперь смирно. Девушки подвигались все ближе и ближе. Они жарко дышали в лицо смущенному Карасику. Карасик приосанился. Загорелый нос его рдел.
Рослая, красивая девушка оказалась смелее подруг. Она осторожненько дотронулась рукой до горячего мотора. У нее были прищуренные, с чуть приподнятыми уголками глаза, подпертые круто выведенными щеками, такими загорелыми и глянцевыми, что они напоминали покрытую глазурью выпуклость глиняного горшочка. Платок она сняла. Волосы с чистого, почти безбрового лба были зачесаны назад, и крупный гребешок запустил зубья в тяжелый узел на затылке. У девушки был лукаво приподнятый нос, вдавлинка на подбородке и крупный рот с ребячливо приоткрытыми губами. На верхней губе сидели маленькие капельки пота. Карасик невольно залюбовался доверчиво открытым лицом волжанки.