Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
Были мячи трудные. Один был хороший! От ихнего края – великолепно играет! Из любого положения смертным боем лупит. Такие навешивает, честное слово, брать приятно! Я один угловой вынул, а на меня набежали и тут немножко примяли меня прямо ногами, как травку, и руку я как-то вытянул… Боль зверская. Но вставать надо, хотя и кожа у меня на ноге свезена. Кое-как поднялся, а тут опять два их гаврика нападают. Мяч уже близко. Ну, тут у меня сразу все прошло. Это лучшее лекарство! После матча, как свисток был, так сразу рукой пошевелить уже не мог. Измолотили
Вот я и представил. Остальное каждому понятно. Ну, и ясно, когда не в песне, а, так сказать, в прозе, на самом деле, за тобой будет что-нибудь поважнее футбольных ворот, то чесать будем еще не так… Одним словом, я думаю вам и так понятно… (Бурные аплодисменты.)
И Антон, беспомощно махнув рукой, сел на место.
Овация громыхала.
– Вы стали такой знаменитый, Тоша, – сказала ему в тот вечер Настя, – что к вам просто страшно подойти.
– Ну, бросьте вы, в самом деле! – смутился Антон. – Этак мы будем с вами друг друга бояться, ничего не получится.
– А разве вы меня боитесь?
– Чуток, – откровенно признался Антон.
Настя засмеялась и ласково взяла Антона под руку. Они выходили из здания клуба, где шло чествование. Они удалялись беседуя. Насте было приятно, что она идет под руку с Антоном Кандидовым, что все смотрят на них, а встречные девушки, верно, завидуют. Вероятно, это было не совсем хорошо, но все-таки это было очень приятное чувство. Ребята, посматривая вслед удалявшейся парочке, многозначительно переглянулись.
– Настя, – крикнул Фома, – а мы как?
Антон за спиной погрозил Фоме кулаком.
– До свиданья, мальчики! – весело прокричала Настя и помахала рукой через плечо Антона.
Карасик мрачно отошел в сторону. Бухвостов подозрительно исподлобья посмотрел вслед ушедшим.
…Они шли по парку, полному вечерней голубизны и шепотов. Их влекло в укромные аллеи. Луна распестрила дорожки. Белесые лучи, пробившись сквозь листву, обнаруживали уединившиеся парочки. Потом Настя и Антон сидели у озера, у самой воды. Над ухом пели комары.
– Эх, на Волге у нас сейчас, – сказал Антон, – тихо, на тысячу верст тишина!
– Я только раз была на Волге.
– Ничего… Мы еще с вами поплаваем там. Верно?
Вот опять! Как только останется наедине с Настей, так черт знает какие глупости лезут на язык, а то, о чем хочется сказать, никак не выговоришь. Антон вспомнил, как внимательно слушают его Лада, Ласмин, Мария Дементьевна, когда он разглагольствует о чем-нибудь.
– Ох, и здоровый же я, Настасья Сергеевна! – произнес он голосом, которым обычно говорил у Токарцевых.
Однако на Настю это мало подействовало.
– Почему вы, Антон, мне все твердите, что вы такой здоровый?
– А что ж я буду говорить, что больной? – сказал Антон и обиделся.
Он буркнул это нарочно грубо. Что такое, в самом деле!.. Ничем не проймешь!
Он посмотрел сбоку на Настю. Лунная дорожка пошла по озеру. Отблески дробились, освещали Настино лицо. И Антону был виден профиль Насти, как бы обведенный светящимся и лучистым контуром. Настя задумчиво смотрела на воду.
Антон почувствовал огромную нежность. Ему захотелось сказать что-нибудь очень хорошее и простое Насте. Он подсел немножко теснее:
– Настя, Настасья Сергеевна, я вас все хочу спросить, все это…
И он опять замолчал.
– Ну, чего же вы молчите?
– Да вот как-то все это…
– Ну, ну, – подбадривала его Настя.
И тогда, совершенно не зная как, решительно и убито, Антон проговорил:
– Вот… на дубу три ветки, а на каждой по три яблока. Сколько всего?
– Ну, девять, – изумилась Настя.
– Э-э, разве на дубу яблоки растут? – сказал с превосходством Антон. – А еще инженер!
– Ой, смешной вы, Антон! – ласково засмеялась Настя. – Хороший вы, славный, чистый вы весь какой-то… И отчего мне с вами так хорошо?
Антон уставился на Настю, потом вдруг радостно, решительно и косолапо обнял ее.
Она стала сразу строгой и чужой. Она схватила Антона за руку. Пальцы у нее были холодные и жесткие.
Антон не разжал рук.
– Мертвая хватка… будьте покойны… – бормотал он, усмехаясь, плохо соображая, что говорит. – Так и в газетах написано: «Кандидов – мертвая хватка».
Настя сердито вырывалась:
– Кандидов, пустите сейчас же!.. Эх, вы…
Антон взглянул ей в лицо и обиженно выпустил.
Настя хотела еще что-то сказать, но вдруг беспомощно махнула рукой, резко повернулась и ушла, не попрощавшись, строгая и неумолимо обиженная.
Антон постоял секунду, потом сорвался было с места, бросился вслед:
– Вы куда?.. Настасья Сергеевна… Настя!
Он остановился и с размаху ударил себя в щеку:
– Ой, арбузник я, арбузник!..
На пруду что-то легонько бултыхнулось. И у самого берега, дразнясь, квакнула лягва.
Глава XXXVI
Портрет на обложке
Через день Антон сидел в кафе с Бобом Цветочкиным, Димочкой и Ладой. Настроение у Антона было скверное. Сосредоточенно сопя, он пытался через соломинку высосать сливки из стакана «кофе-гляссе». Это было трудное и необычное занятие. Сливки пузырились и разлетались брызгами.
– Ну, что вы такой кисляй сегодня? – спросила Лада. – Расскажите что-нибудь из волжской жизни.
Антон молчал. Лада подсела поближе:
– Отчего вы такой грустный-грустный?