Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики
Шрифт:
Все зааплодировали и полезли чокаться с Антоном.
Мегалов растрогался, вытер рот салфеткой, облобызал Антона. И, тут же сев, спросил:
– Ну и что ж, это хорошо, в общем, оплачивается?
– Что? – не понял его Антон.
– Ну вот это… ножное искусство.
Цветочкин, Лаомин и Димочка наперебой подливали Антону. Как все очень здоровые люди, непривычные к вину, Антон очень быстро захмелел. Он уже раз опрокинул бокал на скатерть. Мария Деменгьевна, конечно, не заметила, но, как только Антон отвернулся, сейчас же посыпала пролитое солью,
Антон уже рассказывал какие-то необыкновенные истории.
– Я… это что!.. Вот у нас на Волге был грузчик, так можете поверить… Один раз стоит на пристани и ухватился за корму парохода. Капитан командует: «Самый полный ход!» Что за петрушка? Не идет пароход, и все!.. Так пароход прямо с грузчиком пристань потащил…
Димочка тут же не преминул сострить:
– Э, Антон, да ты не только вратарь, ты привратник: приврать мастер.
Как всегда, в отсутствие Ардальона Гавриловича Димочка острил безудержно. Но Антон уже сидел за роялем. Он взял несколько аккордов и хорошим, легким голосом запел:
– Эх, да пониже да города Саратова протекала реченька да матушка Камышенка…
Он сидел на круглом стуле, как на причальной тумбе, и нажимал по очереди обеими ногами педали, словно на велосипеде.
Потом он вдруг перешел на другой лад. Подмигнул Марии Дементьевне и запел:
Моя милка пышна, пышна, Запоет – далеко слышно…– Где вы учились музыке? – спросила польщенная Мария Дементьевна.
– В первом классе, – сказал Антон.
– Как – в первом классе?
– А на пароходах, – пояснил Антон. – Там в салонах первого класса пианино всегда. Я, как, бывало, разгрузки мало, так наверх… и подбираю до третьего свистка… Раз чуть не уехал – «Сердце красавицы» подлаживал.
Он стал настоящим героем вечера. Вспомнив цирк, он стал показывать фокусы. Жонглировал пустыми бутылками. Кольцо, взятое у Марии Дементьевны, исчезло из-под чашки и нашлось, конечно, у переконфуженного Мегалова. Салфетка, завязанная в три узла, непостижимым образом оказывалась саморазвязавшейся. Водка горела в рюмке синим пламенем, и Антон опрокидывал огонь прямо в рот. Он двигался по комнате, огромный, сам немножко уже оглушенный вином и успехом, а за ним гурьбой, как крысы за гамельнским музыкантом, ходили гости и старались не упустить ни одного слова, ни одного движения, и восторгались, и ахали… Каждый хотел выпить с ним отдельно, и ему подносили и подносили. Он уже чувствовал, что ему будет плохо, отказывался, но тогда начинались обиды.
– Ай-я-яй, Антон Михайлович, со всеми пили, а с нами? Стыдно!..
– Да я не могу больше, – отнекивался Антон.
– Ну да, рассказывайте, такой богатырь! Бросьте скромничать. Что для вас эта стопочка?
Антон вдруг стал очень громко говорить. Ему казалось, что все где-то очень далеко, плохо слышат его. Почему-то он очутился с Ладой в передней. Очевидно, их снесло сюда во время танца. Лада
– Сумасшедший!.. – сказала она и, передохнув, прижалась лбом к его плечу.
Между тем Дима, несколько уязвленный тем, что сегодня он оказался на втором плане, придумал сыграть с Антоном шутку. Антону дали в руки половую щетку. Дима влез на стол. В руках у него была миска с водой.
– Сможешь удержать? – спросил он Антона.
– Об чем разговор!
Миску прижали щеткой к потолку. Щетку вручили Антону. Антон крепко держал ее. Дима спрыгнул со стола и отставил его к стенке.
– Ну, вот и стой теперь так! – воскликнул Дима при общем восторге.
И все стали уходить. А Антон остался посередине комнаты со щеткой. Это была старая испытанная шутка. Уйти невозможно – миска упадет, разобьется. Но Дима забыл, что имеет дело с лучшим вратарем страны. Антон легко выбил щетку, отскочил и поймал миску вытянутыми вперед руками. Он почти не расплескал воды.
Но тут обида подступила к горлу вместе с тошнотой. Он подошел к Диме и поставил ему миску на голову. Димочка в ужасе присел. Миска покачнулась, облила ему брюки. По паркету растеклась лужа. Бибишка подбежала, понюхала и, поджав хвост, заползла на всякий случай под диван: «Я, мол, тут ни при чем, но иди доказывай потом, когда ткнут носом да еще выдерут…»
Но Антону теперь уже на все было наплевать…
– Бей! – закричал он и стал в дверях, распахнув обе половинки. Лада пустила в него диванной подушкой. В него полетели апельсины, в него метали коробками из-под тортов, шляпами. Он ловил без промаха. Всех объяло какое-то беснование. Потом Антон совсем разошелся. Стал показывать свою силу, согнул ключ, поднял шкаф с книгами, закружил Марию Дементьевну и подхватил ее на руки.
– Надорветесь! – кричала Мария Дементьевна. – Надорветесь! Меня с тысяча девятьсот одиннадцатого года никто поднять не мог.
Она была действительно очень тяжела. Антон посадил ее на диван и шагнул к профессорше Мегаловой.
– Вы с ума сошли! – закричала профессорша, взлетая, руками одергивая юбку и ловя свалившееся с носа пенсне. – Ксенофонт!..
– Молодой человек! – сказал Мегалов, животом надвигаясь на Кандидова.
– По-о-озволь! – кричал Кандидов.
– Я не позволю! – лепетал профессор.
– По-о-озволь!.. Это чья? Примай под расписку! – И Антон сдал на руки профессору его супругу, едва не уронив ее на пол.
– Ты немножко воздержись! – громко сказал ему на ухо Цветочкин. – Неудобно…
– Иди ты!..
– Антон Михайлович… – увещевал его Ласмин.
Антон так стиснул юриста, что у бедного Валерьяна Николаевича потемнело в глазах.
– И-эх, гуляй! Полный ход, грузи, давай не задерживай!.. Не подходи, зашибу!..
И Антон куролесил так, что Лада побежала звонить Карасику:
– Послушайте, Карасик, ваш этот приятель… напился тут. Утихомирьте его, ради бога!
Карасик всполошился.