Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849
Шрифт:
— Да, право, не знаю… спросите у него. Да вы-то где ж бываете, что вас никогда не видно?
— А он занят важными делами, он трудится на государственной службе, — отвечал Брусин.
— Сделайте одолжение, не с вами, сударь, говорят; разумеется, они заняты службой… Это не то, что есть другие, которые цельный день сидят у окошка да выглядывают девушек… да-с; смейтесь, смейтесь; лучше бы вы место себе приискали — вот что!
— Ну, хорошо; я буду искать себе места.
—
И все это было сказано таким тоном, что следовало, тысячу раз следовало расцеловать губки, произнесшие эти слова.
— Хоть бы вы, право, посмотрели за ним, — продолжала соседка, обращаясь ко мне, — такой негодный; просто покою не дает… Я, знаете, сначала из любопытства, да к тому же вижу, что молодой человек все один да один; скучно, думаю, ему, жалко мне стало; я и начала разговаривать, а он и взаправду подумал… Так нет же, сударь, ошибаетесь! вы противный, вы гадкий! я совсем, совсем, вот ни на столько не хочу любить вас… Да и хотела бы, так не могу… вот вам!
И она показала самую крошечную часть на мизинце; я взглянул на Брусина: грудь его поднималась высоко; он впился в нее глазами и, казалось, всем существом своим любовался каждым ее движением.
— Оля! голубчик ты мой! — едва мог он проговорить задыхающимся от волнения голосом.
— Оля! вот еще новости! покамест еще Ольга Николаевна — прошу помнить это!
— Знаете что! — продолжала она, обращаясь снова ко мне, — отведите-ка его от окна и будемте говорить с вами, а то ведь есть такие дерзкие молодые люди, которые — маленькое им снисхождение сделай — так уж и бог знает что возьмут себе в голову.
— А я так думаю, не приятнее ли вам будет, если я сам, вместо него, отойду от окна.
— С чего вы это взяли? уж не думаете ли и вы…
— Да, я думаю, и очень думаю…
— Напрасно вы думаете, и если вам это сказали некоторые господа, так скажите этим господам, что это неправда и что напрасно они воображают себе…
— Ну, так я отойду, — сказал Брусин. Оля молчала.
— Вам, может быть, доставит удовольствие, если я не буду у окна, — снова начал Брусин.
— Сделайте одолжение, с вами не говорят, делайте как угодно; стойте тут, если хотите, — ни удовольствия, ни неудовольствия это мне не сделает… пожалуйста!
Брусин отошел; Оля засмеялась.
— А какая у вас миленькая квартирка, — сказала она, — мне все видно к вам в комнаты; да вот теперь, как ни посмотришь, все встречаешь в окне некоторых несносных господ… Такая, право, досада! на двор посмотреть нельзя, всё эти господа на глазах.
Брусин снова подошел к окну.
— А кто же вам велит смотреть в окна чужой квартиры? — сказал
Оля затопала ножками.
— Не вам, не вам, сударь, говорят! Пожалуйста, избавьте меня от своих разговоров… Да отведите, сделайте милость, от окна этого господина.
Брусин опять удалился. Последовало несколько секунд молчания. Приятель мой, ходивший в это время в глубине комнаты, начал снова мало-помалу приближаться и, наконец, очутился у самого окна.
— Ну, мир, Оля! — сказал он нежно.
— Вот еще! с чего вы это взяли, что я с вами ссорилась! разве мы друзья, чтобы нам ссориться!
Оля отворотила головку, а все-таки мы слышали очень явственно, что она там втихомолку смеялась.
— Да ведь ты сама смеешься, Оля! — сказал Брусин.
— Кто вам это сказал?
— Да я слышу…
— Совсем нет, и очень серьезно говорю, что это просто ни на что не похоже.
— Что ни на что не похоже?
— Да то, что не даете мне покою…
— Да полно же, Оля; ведь тебе самой, плутовка, хочется, чтоб тебе не давали покою.
Снова послышался смех.
— Ну, мир, что ли, Оля? да отвечай же!
— Не стоите вы, право…
Но хотя он и не стоил, а все-таки личико понемногу оборачивалось к нам. Когда они посмотрели друг на друга, то оба, неизвестно чему, засмеялись, и я снова увидел тот жест, про который говорил вам и который ясно обозначал: «Что, натерпелся ты? будешь ты вперед слушаться?» — хотя я решительно не понимаю, как можно не слушаться подобного ангела!
— За что же ты сердишься на меня, дурочка? — спросил Брусин.
— Ах, отстань от меня; ты глупый и ничего не понимаешь.
Оля потупилась.
— Благодарю за комплимент.
— Это не комплимент, а правда. Не правда ли, Николай Иваныч, ведь он глупый?
— Не знаю; я так думаю, что не совсем…
— Ну, вот вы какие! и вы за этого негодного?.. а, право, премиленькая у вас квартирка…
Молчание. Видно было, что ей ужасно хотелось, чтоб ее пригласили на эту миленькую квартирку.
— Оля! а Оля! — молвил Брусин.
— Ну, что еще?
— Знаешь ли, что я вздумал?
— Вот какой глупый! разве я Анна-пророчица, чтобы знать, что ты думаешь! И он не глуп после этого, Николай Иваныч!
— А я думаю, кабы ты…
— Вот еще вздор какой! пойду я к тебе на квартиру; с меня и своей довольно…
— Да я и не думал тебе предлагать… Оля зарделась и топнула с досады ножкой.
— Совсем и не думал, — продолжал Брусин, в свою очередь кокетничая и гоняя Ольгу, — и с чего берут, право, эти девушки… А я просто-напросто хотел попросить тебя запереть окошко.