Том 1. Стихотворения 1892-1909

Брюсов Валерий Яковлевич

27 ноября 1907

Сонаты

Обряд ночи

Словно в огненном дыме и лица и вещи… Как хорош, при огнях, ограненный хрусталь!.. За плечом у тебя веет призрак зловещий… Ты — мечта и любовь! ты — укор и печаль!.. Словно в огненном дыме земные виденья… А со дна подымаются искры вина, Умирают, вздохнув и блеснув на мгновенье!.. Ты прекрасна, как смерть! ты, как счастье, бледна! Слышу говор, и хохот, и звоны стаканов. Это дьяволы вышли, под месяц, на луг? Но мы двое стоим в колыханьи туманов, Нас от духов спасет зачарованный круг. Ты мне шепчешь. Что шепчешь? Не знаю, не надо. Умирает, смеясь, золотое вино… О, тоска твоего утомленного взгляда! Этот миг безнадежный мне снился давно! Брызнули радостно Звуки крикливые. Кто-то

возникший Машет рукой. Плакать так сладостно, Плачу счастливый я. Рядом — поникший Лик дорогой! Гвозди железные В руки вонзаются, Счастье распятья Душит меня, Падаю в бездны я. Тесно сжимаются Руки, объятья, Кольца огня. Скрипка визгливая, Арфа певучая, Кто-то возникший Машет рукой. Плачу счастливый я… Сладкая, жгучая Нежность к поникшей, К ней, к дорогой! О, святые хороводы, на таинственной поляне, близ звенящих тихо струй, Праздник ночи и природы, после сладких ожиданий, возвращенный поцелуй! О незнанье! о невинность! робость радостного взгляда, перекрестный бой сердец! И слиянье в сказке длинной, там, где боль уже — услада, где блаженство и конец! И сквозь сумрачные сети, что сплели высоко буки, проходящий луч луны, И в его волшебном свете чьи-то груди, чьи-то руки беззащитно сплетены! Но почему темно? Горят бессильно свечи. Пустой, громадный зал чуть озарен. Тех нет. Их смолкли хохоты, их отзвучали речи. Но нас с тобой связал мучительный обет, Идем творить обряд! Не в сладкой, детской дрожи, Но с ужасом в зрачках, — извивы губ сливать, И стынуть, чуть дыша, на нежеланном ложе, И ждать, что страсть придет, незванная, как тать. Как милостыню, я приму покорно тело, Вручаемое мне, как жертва палачу. Я всех святынь коснусь безжалостно и смело, В ответ запретных слов спрошу, — и получу. Но жертва кто из нас? Ты брошена на плахе? Иль осужденный — я, по правому суду? Не знаю. Все равно. Чу! красных крыльев взмахи! Голгофа кончилась. Свершилось. Мы в аду.

1905, 1907

Возвращение («Я пришла к дверям твоим…»)

Она

Я пришла к дверям твоим После многих лет и зим. Ведав грешные пути, Недостойна я войти В дом, где Счастье знало нас. Я хочу в последний раз На твои глаза взглянуть И в безвестном потонуть.

Он

Ты пришла к дверям моим, Где так много лет и зим, С неизменностью любя, Я покорно ждал тебя. Горьки были дни разлук, Пусть же, после жгучих мук, То же Счастье, как в былом, Осеняет нас крылом.

Она

Друг! я ведала с тех пор Все паденья, весь позор! В жажде призрачных утех Целовала жадно грех! След твоих безгрешных ласк Обнажала в вихре пляск! Твой делившее восторг Тело — ставила на торг!

Он

Друг! ты ведала с тех дар, Как жесток людской укор! Речью ласковой позволь Успокоить эту боль; Дай уста, в святой тоске, Вновь прижать к твоей руке, Дай молить тебя, чтоб вновь Ты взяла мою любовь!

Она

Все былое мной давно До конца осквернено. Тайны сладостных ночей, И объятий, и речей, Как цветы бросая в грязь, Разглашала я, глумясь, Посвящала злобно в них Всех возлюбленных моих!

Он

Что свершила ты, давно Прощено, — освящено На огне моей любви! Душный, долгий сон порви, Выйди вновь к былым мечтам, Словно жрица в прежний храм! Этот сумрачный порог Все святыни оберег!

Она

Я не смею, не должна… Здесь сияла нам весна! Здесь вплетала в смоль волос Я венок из желтых роз! Здесь, при первом свете дняг Ты молился на меня! Где то утро? где тот май? Отсняло все. Прощай!

Он

Нет, ты смеешь! ты должна! Ты — тот май и та весна, Жемчуг утр и роз янтарь! Ты — моей души алтарь, Вечно чистый и святой! И, во прахе пред тобой, Вновь целую я, без слов, Пыльный след твоих шагов!

23 ноября 1908

В

эпическом роде

Жизнь («Безликая, она забыла счет обличий…»)

Безликая, она забыла счет обличий: Подсказывает роль любовнику в бреду, И коршуна влечет над нивами к добыче, И гидре маленькой дает дышать в пруду. В пустыне выжженной встает былинкой смелой, В ничтожной капельке селит безмерный мир, Рождает каждый миг, вплетает тело в тело И семена существ проносит чрез эфир! От грозных пирамид и гордых библиотек До гор, воздвигнутых из ракушек морских, От криков дикаря, метнувшего свой дротик, До черного червя, который мудро тих, — Сверкает жизнь везде, грохочет жизнь повсюду! Бросаюсь в глубь веков, — она горит на дне… Бегу на высь времен, — она кричит мне: буду! Она над всем, что есть; она — во всем, во мне! О братья: человек! бацилла! тигр! гвоздика! И жители иных, непознанных планет! И духи тайные, не кажущие лика! Мы все — лишь беглый блеск на вечном море лет!

Март 1907

Надписи к гравюрам

За утесом

Плыви, плыви рекой волнистой! Мы за утесом стережем И в знойный час, и в вечер мглистый С кинжалом, луком и копьем. Купец богатый, странник скудный, Из Рима робкий пилигрим, — Вы все, с отвагой безрассудной, Скользите лоном голубым! Сияет солнце, воздух нежит, Вода, как ясное стекло, Но визг стрелы мечты прорежет, — И кормщик выронит весло! Что юный гость? что путник старый? Вся жизнь твоя свелась на вскрик! Сбирай весь год свои товары, Ты с прибылью простишься вмиг! Плывите, люди, мимо! мимо! Вас жизнь влечет, вас манит твердь, — Но мы вас ждем неумолимо: Мы — тайна! мы — беда! мы — смерть!

27 февраля 1906

Освобождение

К стене причалил челн полночный, Упали петли из окна, И вот по лестнице непрочной Скользнула с высоты Она. Дрожа от счастья и тревоги, За мигом миг следили мы, — Пока Ее коснулись ноги До тихо зыблемой кормы! Я принял, как святыню, в руки Ее, закрытую фатой. И весел — были тихи звуки, И челн — был призрак над водой. Она не молвила ни слова И не явила нам лица, Но громче ропота морского Стучали сильные сердца! И, наклоняя лица ниже, Сжав рукояти шпаг своих, Мы знали все, что ближе, ближе Час поединков роковых!

3 марта 1906

Встреча («Ты мне предстала как виденье…»)

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя.

А. Пушкин

Ты мне предстала как виденье, — В глазах испуг и смутный стыд. Мы были рядом на мгновенье, И встречи жизнь не повторит. Кто ты? откуда? с кем таилась В наемной комнате вдвоем? Куда, под утро, торопилась С своим стыдливым узелком? Тебя любовь ли в эти двери К продажным ложам привела, И упоили ль в полной мере Тебя и грех, и страсть, и мгла? Иль ты пришла сюда за платой, С тупым отчаяньем в мечтах, И называла ночь проклятой, Дрожа без сил в чужих руках? И, возвращаясь в повседневность, Домой, меж утренних теней, Обманешь ли ты мужа ревность Иль чуткость матери твоей?

20 ноября 1905

Монах

На поле жизненного боя, Где Рок влечет нас, как самум, — Душа возжаждала покоя, Молитв и одиноких дум! И вот, презрев соблазн свободы И мира призрачную ширь, Сошел я под глухие своды, В твои затворы, монастырь! Вне стен — и ужас и веселье, Пиры любви и красоты. Но здесь хранит ревниво келья Всегда спокойные мечты. Я жизни иноческой свято Блюду определенный чин, И дни, с восхода до заката, — Как ряд медлительных годин. Люблю я благовест рассвета, Церковной службы череду, Степенность братского привета, Ночь, посвященную труду. Мне хорошо, под буйство бури, При кротком блеске ночника, На тщательной миниатюре Чертить узоры лепестка; Иль, не спеша слагая главы И им не ведая конца, Припоминать о жажде славы, В миру сжигающей сердца.