Том 1. Тяжёлые сны
Шрифт:
– Разбирайтесь сами, как знаете.
И ушел на мезонин.
– Ваш Ваня дома? – спросила Александра Дмитриевна, задыхаясь от волнения. – Он напоил моего сына.
Зеленева покраснела, подбоченилась, злобно засмеялась и сказала:
– Как же, дома. Дрыхнет. С вашим сынком, видно, они здорово выпили, – винищем так и разит. А что напоил, так это еще кто кого. Худ-худ, а только таких дел за ним пока еще не было до приятного знакомства с вашим сынком.
Обе женщины принялись осыпать одна другую упреками и бранными словами.
– Ваш сын – самый отчаянный сорванец из всех дачных мальчиков. Нельзя так распускать мальчика.
– Чего вы лаетесь! – грубо ответила Зеленева. – Ваш соколик тоже, видно, хорош, что и говорить. Сапоги сегодня пропил, – чего уж тут. Хорош мальчик.
– Как пропил! – с негодованием вскрикнула Глебова. – Ваш Ваня их в ручей бросил.
Зеленева злорадно засмеялась.
– Эка беда! – сказала она – Напились! Не каждый день случается, слава Богу. Ваш Коля, авось, не размокнет. Проспится, – очухается.
Александра Дмитриевна заплакала. Зеленева посмотрела на нее с презрительным сожалением.
– Да вы не сердитесь, – сказала она примирительно. – Мы его этому не учим. С ребятами чего не бывает, – под колпак их не посадишь, – и набедокурят иногда. Нашему Ваньке, само собой, дерка будет. А вашего болванчика вы облобызайте хорошенько, – он вам завтра ручьи слезные напустит от раскаяния. И больше нам нечего разговаривать.
Повернулась и ушла.
На другой день, когда Ваня проспался, отец высек его. Было это рано утром, но соседи слушали с удовольствием, как Ваня ревел низким, злым голосом.
– Я его утоплю, – сказал Ваня после наказания.
Но уже его не слушали. Отец торопился на поезд. Мать провожала…
Отец уехал. Ваня долго лежал в чулане, неподвижно и молча. Потом встал и пошел из дому. Мать закричала на него:
– Ванька, не смей уходить сегодня. Сиди дома.
– Нашли дурака, – грубо ответил Ваня. – Стану я сидеть.
Он открыл калитку и побежал по улице. Мать погналась было за ним, но сразу видно было, что не догнать.
– Марфа, – закричала она служанке, которая, весело ухмыляясь, выглядывала из кухни, – забеги проулком, подержи его.
– Подрал, где его догонишь, – ответила Марфа и захохотала.
Бессильная хозяйкина ярость потешала ее.
– Вернись ты у меня, мерзкий мальчишка, – кричала Зеленева вдогонку сыну.
Ваня сидел на берегу лесного ручья, мрачно смотрел на воду и думал злые и жестокие мысли. Он шептал порою:
– Камень на шею, в мешок да в воду.
Вся его злоба и ненависть сосредоточились на Коле.
Желание Колиной смерти томило и радовало его. Утопить! А как его засунешь в воду? Да и зачем? Лучше бы так сделать, чтобы он сам утонул. Он послушается. Его можно заставить, заговорить, заворожить.
Злая улыбка жестокою гримасою исказила Ванино лицо. Он побежал в лес и закричал громко:
– Ay, ау!
Никто
«Это пусть будет ночью, – подумал Ваня. – Он утонет, а я скажу, что спал в это время». И радостно стало Ване. «Из дому тишком уйду», – думал он.
Коля, выспавшись, со стыдом и ужасом вспомнил вчерашнее. Долго плакал он в мамочкиных объятиях, раскаиваясь и давая обещания никогда больше не делать ничего такого. И мамочка успокоилась. Она очень была занята своими репетициями.
А Колю опять тянуло в лес. Он улучил время, убежал и пробрался к оврагу.
Ваня встретил Колю злым, мстительным взглядом.
«В мешок бы тебя да в воду», – опять подумал он.
Но он скрыл свою злобу и принялся рассказывать Коле, как его наказали. Коля слушал его с нежною и робкою жалостью. Заметив это, Ваня засмеялся и сказал:
– Мне нипочем. Со мною что хотят пусть делают, – вот-то ничуть не боюсь. Да ведь и за дело выдрали. Воровать не велят. Берегут людишки свое добро. А хочешь воровать – не попадайся.
Мальчики сидели на корточках на берегу реки и задумчиво смотрели в воду. Плескалась рыба, словно тесно было ей там, в прохладной и прозрачной воде. Вились над водою мошки. Все было как всегда равнодушно, красиво в общем, однообразно в подробностях и не весело.
Ваня притих. Печально шептал он:
– Знаешь, что я тебе скажу, – я не хочу жить.
Коля с удивлением посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
– А как же? – спросил он.
– Так же, – спокойно и словно насмешливо ответил Ваня. – Умру, да и вся недолга. Утоплюсь.
– Да ведь страшно? – испуганно спросил Коля.
– Ну вот, страшно. Ничего не страшно. А что и жить! – говорил Ваня, устремляя на Колю неотразимо-прозрачный взор своих чарующих глаз. – Подло здесь жить, на этой проклятой земле. Человек человеку волк здесь, на этой постылой земле. И что страшно? Захлебнуться не долго, – и живо очутишься на том свете. А там все по-другому.
– По-другому? – робко и доверчиво спросил Коля.
– Совсем по-другому. Подумай только, – убежденно говорил Ваня, – вот если ты любишь путешествовать…
– Люблю, – сказал Коля.
– Так вот, – продолжал Ваня, – куда ни придешь ты на земле, – все реки, деревья, трава, – все, все, брат, одно и то же. А там, за гробом, совсем, совсем не похожее. Что там, я не знаю, и никто не знает, – но разве тебе здесь нравится?
Коля молча покачал отрицательно головою.
– Да, здесь гадко жить, – продолжал Ваня. – Что тебе страшно умереть? Смерти боишься? Это у нас, на земле только смерть, мы все умираем, – там нет смерти. Здесь не пожуешь долго, так и умрешь, – от кусков каких-то глупых, и от тех зависишь, – а там свобода. Вот у тебя теперь тело. От него муки сколько. Обрежешь – больно. А там ничего этого не будет. Тело сгниет, – на что оно? Будешь свободный, – и никто тебя не возьмет.