Том 1. Тяжёлые сны
Шрифт:
Пака недоверчиво улыбнулся. Вчера, после первой радости надежд, когда вернулись к нему mademoiselle и студент и потом мама – злая фея, и весь домашний обиход надвинулся с его несокрушимым порядком, замок злой феи показался плененному Паке таким прочным, таким незыблемым, что сердце его тоскливо сжалось, и милая радостная надежда побледнела и тихо растаяла, как туман над ободнявшею долиной. И он сказал братьям:
– Да вы не сумеете.
– Нет, сумеем, – горячо ответил Лешка.
И Левка рассказал:
– Мы
– А какие это слова? – спросил Пака.
Левка свистнул. Антошка сказал:
– Тебе еще нельзя такие слова знать.
– Ты еще мал для этого, – сказал Лешка.
Левка сказал Паке:
– Ты нам расскажи, когда твоя ведьма будет дома, – ну, понимаешь, эта фея, у которой ты в плену, – поправился он, заметив недовольную при слове «ведьма» гримаску на Пакином лице. – Мы подойдем под окно, – продолжал Левка, – и скажем крылатые слова, – и сейчас все колдовство пропадет и ты освободишься.
– И мама вернется? – спросил Пака.
– Ну, уж там видно будет, – ответил Левка. – Конечно, если все ее колдовство пропадет, то, значит, ты опять будешь там, где она тебя взяла.
Пака помолчал, и сказал:
– Мы обедаем в семь часов.
И ему стало вдруг жутко, – и страшно, и радостно.
– Так в семь часов приходить? – спросил Лешка.
– Нет, – сказал Пака, лукаво и застенчиво улыбаясь, – лучше попозже, часов в восемь, вообще после сладкого, а то у мамы, может быть, обед уже съеден будет, так я без сладкого останусь.
Босые мальчуганы засмеялись.
– Эх ты, принц Пашка-лизашка, – сказал Антошка, – сладенькое любишь.
– Люблю, – признался Пака.
Мальчики распрощались и ушли.
У себя дома, – не на даче дома, а в их собственном помещении, в лесу, в овраге, в норе под корнями сваленного бурею дерева, – дома они совещались, как исполнить замышленное предприятие. Откладывать не было никакого смысла, – решили сделать это сегодня же.
Антошка придумал, что для большей крепости надо слова не только сказать, но и написать на стрелах и пустить эти стрелы в окна ведьминой дачи.
Левка распределил роли:
– Мы подкрадемся под окна и будем ждать. Когда будет видно, что Пака съел свое сладкое, мы и закричим.
– Все сразу? – спросил Лешка.
– Нет, зачем, – надо, чтобы они все хорошенько их разобрали. Сначала я скажу в прошедшем времени, потому что я уже был таким малышом, как вы. Потом ты, Антошка, крикнешь настоящее время, – ты теперь малыш, а потом и ты, Лешка, кричи будущее время, – ты еще будешь таким большим, как я. И эти же слова каждый из нас на своей стреле напишет.
– Стрелы надо черные сделать, – сказал Антошка.
– Само собою, – согласился
– Писать своею кровью, – продолжил Антошка.
Левка и это одобрил.
– Ну, понятно, – сказал он. – Не чернилами же такие слова писать.
Пака очень волновался. Вся его судьба переменится в этот день. Он вернется к мамочке. Какая мамочка? Злая фея приняла вид мамочки. Значит, мамочка такая же. Только добрая, добрая, все будет играть со своим мальчиком, а когда мальчик захочет к речке, то будет пускать его к другим, веселым, загорелым мальчуганам.
Но только Пака должен был сознаться, что злая фея, хотя и злая, все же была с ним любезна. Держала в плену, но, видно, помнила, что он принц. Даже иногда целовала и ласкала его. Должно быть, привыкла к нему. Когда Пака освободится от нее, злая фея очень рассердится. Или опечалится? Может быть, будет скучать о Паке? Плакать?
Паке стало тоскливо. Нельзя ли устроить дело миром? – чтобы злая фея помирилась с мамочкою, отказалась бы от своего колдовства, – и тогда она могла бы даже вместе с ними жить. Надо поговорить со злою феею, предупредить ее, – может быть, она и сама раскается.
И когда студент, кончив с ним задачку, позвал его в сад, Пака заявил, что ему надо идти к маме. И отправился, – к злой фее.
Злая фея была одна. Она ждала гостей к обеду, лежала на очень красивом и очень мягком ложе и читала книжку в желтой обложке. Она была молодая и красивая. Темные волосы, томные движения. Жгучий взор черных глаз. Полные, полуоткрытые, очень красивые руки. Одета всегда к лицу.
– А, маленький, – сказала она, неохотно отрываясь от книжки. – Что тебе?
Пака поцеловал ее руку, посмотрел на нее нерешительно и молвил:
– Мне надо с вами поговорить.
Злая фея засмеялась.
– Поговорить с нами? – переспросила она. – С кем это с нами?
Пака покраснел.
– Ну, с тобою. Мне очень надо.
Смеясь, щуря блестящие гпаза и закрывая смеющийся рот книжкою, злая фея сказала:
– Садись и поговори, маленький. А что ты сейчас делал?
– Мы с ним решали задачу, – ответил Пака.
– А, с ним!
Злая фея хотела сказать, что так невежливо, что надо назвать студента по имени, – но уже ей стало скучно, и она сказала:
– Ну, Пака, говори, что тебе надо.
Пака сильно покраснел и, нервно поламывая пальцы, сказал:
– Я все знаю.
Злая фея весело и неудержимо-звонко засмеялась.
– О, неужели! – воскликнула она. – Уже так рано, и все знаешь. Ты, Пака, феномен, если это правда.
– Нет, мама, – кротко возразил Пака, – я не феномен, я только принц, взятый вами в плен.
– О! – воскликнула злая фея, перестала смеяться и с удивлением смотрела на Паку. – У нас фантазии! – с удивлением сказала она.