Том 1. В дебрях Индии (с илл.)

Жаколио Луи

— А теперь, — спросил падиал, обрадованный оборотом, какой принимали события, — что мне делать? Должен ли я ехать на Малабарский берег и исполнить поручение, данное мне к Нана-Сахибу?

— Я не знаю еще, что будет решено, — отвечал брахматма, — иди домой и никуда не выходи ни сегодня ночью, ни завтра, пока Утсара не придет передать тебе мою волю.

Падиал не заставил повторять себе два раза приглашение вернуться домой;

после тех ужасных терзаний, какие ему пришлось перенести со времени своего ухода оттуда, он ничего больше не хотел, как спокойной и уединенной жизни. Больше всего желал он, чтобы о нем совсем забыли и оставили его спокойно нести службу ночного сторожа, как и раньше. Он клялся, что никакая честолюбивая мысль не заберется больше ему в голову; более чем когда-либо думал он о том, чтобы совсем улизнуть из этой местности, если ему не удастся отделаться от требований трех противников, из которых он не мог удовлетворить одного, не разгневав других. Между вице-королем, Кишнайей и брахматмой он чувствовал себя несравненно несчастнее знаменитого осла Буридана. Но судьба распорядилась, чтобы несчастный не так-то скоро добился страстно желаемого спокойствия… На повороте узенькой тропинки, ведшей к его жилью, на него набросились вдруг четыре человека, скрутили его так крепко, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и бегом понесли его среди развалин.

Он успел, однако, жалобно, пронзительно крикнуть, и крик этот услышали в Джахара-Бауге.

— Бегите! — сказал Арджуна двум своим факирам. — Кто-то напал на падиала, я узнал его голос… Негодяй Кишнайя, наверное, заставил кого-нибудь следить за ним… Бегите же к нему домой, посмотрите, вернулся ли он, и тотчас же сообщите мне об этом.

Брахматма не видел, отдавая это приказание, как чья-то тень скользнула среди кустов и метнулась в сторону более короткого пути к жилью Дислад-Хамеда, чтобы опередить двух послов.

Спустя несколько минут вернулись факиры и доложили своему господину, что падиал уже лег спать и на их вопрос ответил, что благодарит брахматму за участие к нему. Брахматма облегченно вздохнул.

— Похищение этого человека в такой момент, — сказал он Утсаре, — должно было бы иметь страшные последствия; негодяи не остановятся перед пыткой, чтобы заставить его говорить, а Кишнайя, узнав о том, что мы проведали про его козни, сделался бы в союзе с вице-королем непобедимым для нас врагом.

Издали донесся едва слышный звук брахманской трубы — сигнал, которым Суакапа возвещал, что он встретил Анандраена. Прошло несколько минут, и друг Сердара вошел в кабинет брахматмы, который встретил его с золотым листком лотоса и маской в руках — знаками его нового титула, — и приветствовал его следующими словами:

— Салам Старшему-Из-Трех! Да пошлет тебе Индра могущество, Изавия — мудрость в совещаниях и Шива — непоколебимость в действиях!

— Почему ты встречаешь меня этим приветствием? — спросил Анандраен. — Титул этот не принадлежит мне.

— Ты все узнаешь сейчас, — отвечал ему брахматма.

Остальные шесть вошли друг за другом, и Арджуна встретил их всех тем же приветствием.

Все были, видимо, взволнованы, потому что в течение долгих лет они достигли только первой степени посвящения; они прекрасно понимали, что брахматма пользовался данной ему властью заменять действующих членов Семи новыми и ждали очень важных сообщений.

Окончив все предписанные уставом формальности, Арджуна низко преклонился перед теми, кого он возвел выше себя, и сказал:

—

Приветствую вас, Три и Семь! Пусть Брахма, который держит в руках своих судьбы мира, ниспошлет вам свою помощь в делах ваших, ибо дело идет о спасении общества Духов Вод. Пойдем в зал Джахара-Бауга, предназначенный для совещаний.

Все Семь молчаливо последовали за Арджуной.

Дверь закрылась за ними, и два факира с кинжалами в руках легли у нее, охраняя вход… Неподвижные, как бронзовые статуи в глубине мрачного хода какого-нибудь древнего памятника, они походили на задумчивых сфинксов, каких в земле фараонов ставили у входа в подземные храмы.

Утсара тем временем с самого ухода падиала ломал себе голову над исполнением задуманного им плана. Рассчитывая на то, что совещание продолжится долго, он направился к маленькой хижине, в глубине сада, где он жил. Сняв с себя всю одежду, он вымазал тело кокосовым маслом, взял в зубы кинжал, перелез через стену, чтобы не проходить мимо стражи, день и ночь охранявшей главный вход, и пустился к старому Биджапуру со всей скоростью, на какую только был способен, бормоча про себя:

— Только бы я пришел вовремя!

Проходя мимо хижины Дислад-Хамеда, он остановился в нерешительности, не зная, вызвать его или самому войти к нему; Но опасаясь, что его услышит какой-нибудь шпион тхугов, он осторожно проскользнул в отделение хижины, предназначенное для мужчин, и скоро вышел оттуда, продолжая свой дальнейший путь с еще большим остервенением.

Он нашел хижину пустой…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Колодец молчания

I

Недоумение Кишнайи. — Приготовления в Джахара-Бауге. — Что предпринять? — Варуна молчит. — Отчаянное решение.

ТРАГИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ, ВОСПОМИНАНИЕ о которых Индия хранит до сих пор, представляют, как мы уже сказали, не выдуманные нами эпизоды, а действительные события; они предшествовали печальному концу вице-короля Индии, сэра Джона Лоуренса, убитого фанатиком по распоряжению тайного общества Духов Вод… Борьба, начатая Сердаром, ныне Фредериком де Монмореном, в защиту Нана-Сахиба и продолженная его единомышленниками после отъезда Сердара во Францию, достигла своего апогея… Не раз уже в тяжелые минуты мужественные индусы сожалели об отсутствии отважного француза, который в течение двух лет отражал все усилия англичан.

Его помощник, марселец Барбассон, заключенный в Нухурмуре вместе с Нана-Сахибом и горсткой туземцев, свято соблюдал данное ему приказание не покидать неприступного убежища до возвращения Сердара. Поэтому вся тяжесть ответственности в этой неравной борьбе легла на плечи нескольких мужественных людей, которые окружали брахматму Арджуну.

Нет сомнения в том, что если бы Сердару была известна опасность, которой подвергались Нана-Сахиб и его друзья, он поспешил бы уехать из Франции и прилетел бы к ним на помощь. Смерть Кишнайи, которого повесили на его глазах и о хитрой уловке которого он ничего не знал, способствовала его спокойствию; он был уверен, что раз исчез этот негодяй, то не найдется больше ни одного индуса, который выдал бы Нана-Сахиба… Уотсон подкупил Дислад-Хамеда, но этот трус своими доносами добивался лишь того, что вешали несчастных туземцев, причастных к восстанию. Однако он не в силах был добраться до убежища Нана-Сахиба, и сэр Лоуренс мог бы целые столетия ждать поимки принца.