Том 10. Мертвое озеро
Шрифт:
— Что же мне делать? — спросил Генрих, остановившись в испуге, между тем как доверенный продолжал:
— Это из огня да в полымя; вы думаете, этот еврей так и будет стеречь ваш чемодан? Ему что? известно: многолюдство!
— Но что ж мне делать? — повторил Генрих с нетерпением.
— А вот что, — отвечал доверенный, снимая свою шляпу, и, подав ее Генриху, сказал: — Наденьте-ка!
Не понимая, к чему всё это, Генрих снял фуражку и надел шляпу.
— Впору? — спросил доверенный.
— Впору, — отвечал Генрих.
— Теперь
Генрих стал смотреть. Вдруг дно шляпы быстро отскочило кверху, и за небольшим промежутком Генрих увидел другое дно.
— Тысячи сберегал! — говорил доверенный, с торжеством посмотрев в глаза Генриху, который смеялся, очень довольный замысловатым устройством тайника в шляпе. — Не поручусь, — продолжал он, — ни за кого и ни за что, а за шляпу мою ручаюсь: в самых опасных местах сберегала мне всё, что ни клал в нее. Давайте-ка сюда, батюшка, вашу казну!
Генрих вынул пакет с ассигнациями и положил в шляпу между двумя днами, после чего внутреннее дно тотчас захлопнулось к удовольствию Генриха.
Затем Генрих надел шляпу доверенного, а доверенный фуражку Генриха, и они отправились к ярмарке. Генрих, обеспеченный замысловатой шляпой, предался совершенно новому зрелищу, какое представляла ему ярмарка, и не заметил, как прошло несколько часов, пока доверенный выходил, куда ему было нужно. Наконец они проголодались и зашли в трактир, нарочно устроенный на время ярмарки, в самом центре ее, и снаружи походивший на огромный сарай.
Внутренность трактира озадачила Генриха своим гамом и толкотней. В густом табачном дыму, которым наполнена была огромная зала во всю величину сарая, толпилось группами более сотни самых разнохарактерных людей в разнохарактерных одеждах. Разговор шел вдруг в несколько голосов и на нескольких языках. Около стен, за столами, покрытыми грязными скатертями, сидели такие же группы народа и по временам хохотом в несколько голосов совершенно покрывали говор групп, стоявших в разных местах залы, за недостатком стульев. Всё это освещалось сквозь узкие окна слабыми лучами заходящего солнца.
Генрих с доверенным едва отыскали один незанятый стол.
— Что прикажете-с? — спросил служитель, махнув полотенцем по столу.
Доверенный потребовал лучший обед и усердно угощал Генриха, как своего гостя. К концу обеда вошел человек низенького роста, с черными, коротко обстриженными волосами, в коричневом фраке с светлыми пуговицами и желтом галстухе. Это был фокусник, занимавшийся, впрочем, также продажею цепочек, перстней, зрительных трубок и фальшивых брильянтов — за фальшивые же. Фокусник прошел около всех столов, осматривая гостей своими светящимися черными глазами, говорившими о его еврейском происхождении, и через пять минут около него собралась кучка зрителей, которым он начал показывать свои вещицы, забавляя в то же время фокусами.
— Господа! наичистейший брильянт! — громко кричал фокусник. —
К кучке присоединился и Генрих взглянуть на дешевый брильянт, который ярко мелькал перед глазами зрителей, сжатый между большим и указательным пальцем в искусно дрожавшей руке фокусника. Генрих вынул целковый и приобрел эту драгоценность, неизвестно для какой цели. В придачу фокусник показал ему одну из своих штук, кинув на воздух платок, который в ту же минуту исчез неизвестно куда.
— Небось и чужие платки у тебя так же пропадают! — спросил один из торговцев, стоявших в кучке.
— Можно! всякий платок можно! — отвечал с уверенностью фокусник, не поняв оскорбительного намека, отчего вокруг него тотчас раздался хохот.
Когда Генрих возвратился на свое место, со стола было всё собрано и доверенного уже не было за столом. В зале тоже его не оказалось. Генрих схватился шляпы — на месте лежала его фуражка. Генрих побледнел, но молчал, как бы боясь удостовериться в страшной догадке, мелькнувшей в уме его в эту минуту. Наконец он подозвал служителя и робко спросил:
— Куда ушел тот… тот, что вот тут сидел со мной?
— Ушли-с! — отвечал служитель. — Известно, расплатились и ушли! Что прикажете? — прибавил он, махнув полотенцем по столу и принимая новых гостей.
У Генриха подкосились ноги, и он едва дошел до буфета.
— Не знаете ли вы… вон того, что там со мной обедал? — спросил он у буфетчика, который, с засученными рукавами красной рубахи, гремел чайной посудой, расставляя ее на подносе.
— Чего-с? — крикнул он, продолжая делать свое дело.
Генрих тоскливо повторил вопрос.
— А кто его знает, батюшка!
И буфетчик махнул рукой.
— Да как же это? — проговорил Генрих и, постояв, вышел из трактира и отправился на постоялый двор, где остановился, осматривая дорогой всех с ног до головы.
На постоялом дворе он получил о доверенном ответы, еще менее удовлетворительные. Но это не могло увеличить его тоски, которая охватила его душу при первой догадке. «Зачем, — думал себе Генрих, — честному человеку вдруг уйти куда бы то ни было, не сказав ему ни слова, и притом уйти в шляпе с чужими деньгами». Однако ж он снова возвратился в трактир, где обедал, и снова услышал те же ответы от служителя и буфетчика, который, сверх того, заинтересованный убитым видом и дрожавшим голосом Генриха, спросил:
— Да вам на что его, батюшка?
— Как на что! — отвечал Генрих тихо, как человек, измученный горем. — Он ушел… в своей шляпе.
Буфетчик выпучил на него глаза в недоумении.
— То есть в вашей шляпе, хотели вы сказать? — заметил он, переглянувшись с товарищем, стоявшим за буфетом.
— Нет, в своей… да там были мои деньги… то есть не мои…
Генрих замолк, вздохнув.
— Много денег? — спросил буфетчик, снова переглянувшись с товарищем, вероятно сомневаясь, как, дескать, его деньги попали в чужую шляпу.