Том 10. Публицистика
Шрифт:
А вот еще: в деревню Маковей примчался немецкий мотоциклист, приказал согнать всех лошадей. Один из стариков потихоньку сел верхом на лучшую колхозную лошадь и поскакал к лесу. Мотоциклист вдогонку ему дал очередь из автомата, но старик скрылся. Тогда, обозлясь, фашист пустил последнюю пулю в маленькую девочку, стоявшую около него с разинутым ртом, с глазами, широкими от недоумения, — конечно, ей и в голову не приходило, что она виновата — зачем дед ускакал в лес…
Красноармеец Максименко бежал из плена, измученный голодом и окровавленный от пыток. На его глазах фашисты допрашивали захваченных раненными в плен командиров и политработников. Допрос заключался в том, что советские люди,
В городке Ч. фашистские офицеры устроили публичную казнь тридцати партийным, советским и профсоюзным работникам.
Население согнали на окраину города. Приговоренных заставили рыть могилу. Фашистские солдаты столкнули туда первых десять человек живыми, остальным приказали закапывать их. Наши бросили лопаты на землю: «Расстреливайте нас, сволочи!» Часть их расстреляли тут же, других все же закопали живыми.
У немцев Гитлера особый вкус — закапывать живых людей. Так было в Минске, где согнали евреев — старого и малого, женщин и мужчин, — заставили вырыть ров и приказали приведенным сюда же белорусам столкнуть евреев в могилу и закопать… Ни один из белорусов не пожелал выполнить приказания. Офицер, распоряжавшийся этим зрелищем, взбесившись оттого, что оно не удалось, — а нацисты быстро переходят от состояния тупости к крайнему нервному возбуждению, — приказал расстрелять всех — и евреев и белорусов…
Недавно фашисты разрешили себе подобное зрелище и по отношению к своим же, немцам. В одном бою одна наша часть наколотила такое количество немцев, что фашистам пришлось вызвать саперов — вырыть динамитными взрывами большой котлован для могилы. Сотни грузовиков повезли с поля убитых и тяжело раненных. Гитлеру не нужны калеки. Подвезенный груз стали сваливать — мертвых и живых — в котлован. Один из раненых отчаянно закричал, и смысл этого крика был: «Что вы со мной делаете, я жив, я хочу жить…» Офицер выстрелил ему в голову. Несколько немецких солдат тут же, у края этого рва, выстрелами из винтовок покончили с собой. Видимо, нервы и у них не выдержали этого «чисто немецкого», — как любит повторять Гитлер, — зрелища.
Но вот что удивительно, — в их магазинных винтовках было не по одной пуле, одна-то, первая, уж во всяком случае должна была предназначаться офицеру. Но пока еще немец, вымуштрованный Гитлером, — автомат, «робот». Скоро ли у него зашевелится в сознании, что он человек, — покажет ближайшее будущее. Нам хочется верить, что не вся Германия такова, как эти любители закапывания живых людей в могилу, что в Германии есть люди, для которых звание Человека почетно и священно, и они берегут те нравственные и умственные высоты, куда человек с таким трудом вскарабкался из диких дебрей животного мира. Родиться на свет от говорящих и мыслящих родителей, а не от гиены, спарившейся с бешеным волком, — это, как хотите, большая удача в жизни.
Мы верим, что в Германии есть люди, которые в отчаянии от позора и стыда закрывают руками лицо, слушая о деяниях своих соотечественников — солдат, офицеров и охранников Гитлера. Эти деяния превосходят все нам известное из истории ужасов, зверств и кровавых массовых дел. Это не какие-нибудь единичные случаи садизма представителей германской расы, это поведение гитлеровской армии, воспитанной
Чем мы ответим на фашистские зверства? Ненавистью, удесятеряющей наши силы и наше мужество в бою, победой над гитлеровскими армиями, разгромом их и уничтожением всей системы озверения человека, всей системы вместе с выродками рода человеческого, начиная с потрясучего и припадочного Гитлера.
Мы уважаем Человека. Мы бережем его. Мы боремся за счастье Человека.
Лицо гитлеровской армии
В ответ на мою предыдущую статью, где рассказывается о кровавых зверствах фашистов на Восточном фронте, радио из Берлина заявило на весь мир, что я бессовестно лгу, что своим окровавленным пером я сообщаю о злодействах — в кавычках — германских солдат, злодействах, страшнее которых ничего нельзя себе представить, и, наконец, не краснея от стыда, я заявляю, что Красная Армия борется за настоящую человечность, за Человека.
Геббельс швырнул в эфир оскорбление мне, советскому писателю, он вынуждает меня ответить.
Ложь — самое страшное оскорбление для нас, советских писателей. Все наше искусство, весь его пафос направлен к становлению и утверждению высоких моральных ценностей, — правды! Этого настойчиво требуют от нас миллионы советских читателей, строящих своими руками материальные и духовные формы нового, нашего, советского мира. Быть заподозренным во лжи — значит получить от народа «остракон» — изгнание из литературы, из социальной жизни.
Мы, советские писатели, и граждане и наша Красная Армия боремся за правду. Человечность — имя этой правды.
От имени ее заявляю на весь мир всем, всем гражданам и воинам свободных стран, борющихся с фашизмом, а также германскому народу. Я заявляю: немецкие солдаты и охранные отряды фашистов совершают столь непостижимые уму зверства, что — прав Геббельс — чернила наливаются кровью, и, будь у меня угрюмая фантазия самого дьявола, мне не придумать подобных пиршеств пыток, смертных воплей, мук, жадных истязаний и убийств, какие стали повседневным явлением в областях Украины, Белоруссии и Великороссии, куда вторглись фашистско-германские орды.
Перед всей германской нацией поставлен грозный вопрос: может ли она, не протестуя, жить с такой славой?
Я привожу скупые и точные рассказы свидетелей, которые живы и находятся или в рядах Красной Армии, или в лазаретах и в любой час могут быть опрошены международной расследовательской комиссией, если таковая будет создана.
«Я видел на окраине одной деревни близ Белостока пять заостренных колов, на них было воткнуто пять трупов женщин. Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей. Это были жены и дети наших командиров».
«В Пиншине, на поляне возле леса, я видел истерзанный труп пятнадцатилетней девочки-пастушки, — семь немецких солдат изнасиловали ее, искололи штыками грудь и распороли живот».
«Во всех деревнях и селах, где побывали германские войска, я видел трупы детей, женщин и стариков».
«Подходя с группой разведчиков к селу Студеное, мы услышали душераздирающие крики. Это фашистские солдаты зажгли дом красноармейца и бросили в огонь его жену и детей…»