Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
— Скажите мне…
— Да?
— Этот молодой человек, который только что вышел. Вы с ним, кажется, знакомы?
— Да. Несколько лет. Его фамилия Бодкин. Мы с ним вместе учились в Оксфорде. Извините меня…
— Вместе учились? — переспросил мистер Лльюэлин, начиная удивляться тому, что волновался из-за такой чепухи.
— Правда, я был на курс или два старше…
— Вы с ним хорошо знакомы?
— Ну да.
— Он ваш друг?
— Ну да.
— Кажется, я встречал его в Каннах.
— Правда? Вы извините меня…
— Вот я и подумал, — продолжал мистер Лльюэлин, —
— Кто он такой?
— Чем занимается. Какая у него работа? Амброз Теннисон улыбнулся.
— А, понимаю! Странно, что вы об этом спросили, потому от него этого меньше всего можно было ожидать. Но моя двоюродная сестра Гертруда уверяет меня, что это сущая правда. Он детектив.
— Детектив!
— Да, сыщик. Надеюсь, вы меня извините? Я должен бежать, мне нужно найти брата.
Глава VII
Потрясенный сильнее прежнего, мистер Лльюэлин некоторое время сидел как истукан. Затем в библиотеку ворвался девичий рой в сопровождении какого-то юнги, Лльюэлин выбрался из кресла и вышел на воздух. Он должен был побыть один.
Слова Амброза убили в нем затеплившуюся было надежду, оставив от нее лишь хладный труп, который не подавал больше признаков жизни.
Ощущение, с каким он выходил из библиотеки и шел по палубе, было точь-в-точь как год назад, когда однажды утром, по совету врача решив заняться гимнастикой, на пляже Малибу он бросил мячиком в одного мускулистого типа, а мускулистый тип поспешил вернуть мяч обратно и попал ему прямо в солнечное сплетение. Помнится, земля под ним покачнулась — и сейчас то же самое.
Он шел в свою каюту, как раненый зверь в берлогу, едва ли осознавая, зачем он это делает, — и первое, что он там увидел, была Мейбл, сестра его жены. Засучив рукава, она склонилась над стулом, на котором восседал тощий юноша с серым лицом. Судя по всему, то был сеанс остеопатии.
Когда человек входит в комнату, рассчитывая побыть наедине со своими мыслями, и обнаруживает, что его свояченица, которую он всегда недолюбливал, превратила его убежище в клинику, — что он почувствует, сделав такое открытие? Скорее всего, его первые чувства будут настолько сильны, что для них не найдется слов. Так было и с мистером Лльюэлином. Он стоял и молчал, а Мейбл Спенс смотрела на него через плечо спокойным и, как ему показалось, снисходительным взглядом. Ему этот взгляд не нравился. Однажды некий английский сценарист в очках в черепаховой оправе, нанятый его корпорацией, осмелился посмотреть на него подобным образом, и этого было достаточно, чтобы Айвор Лльюэлин невзлюбил всех английских сценаристов (что стало впоследствии отличительной его чертой).
— Привет, — сказала Мейбл. — Заходи.
Ее пациент радушно поддержал приглашение.
— Да-да, входите, — сказал он. — Не знаю, кто вы, сэр, и что вы делаете в этой каюте, но можете войти.
— Я ненадолго. Я тут лечу головную боль мистера Тенни-сона.
— Головную боль мистера Теннисона-младшего.
— Да, Теннисона младшего.
— Не путать, — продолжал пациент, — с головной болью мистера Теннисона-старшего, если она у него бывает, — хотя,
— Не отвлекайтесь.
— Эта малышка, — сказал Реджи, — ангел милосердия. Самое точное определение. Точнее не бывает. Она увидела меня на палубе, с первого взгляда определила, что у меня болит, привела меня сюда и стала мною заниматься. Надо бы потом посмотреться в зеркало — на месте ли голова или ее оторвали, но в остальном я чувствую себя намного лучше.
— У мистера Теннисона…
— Мистера Теннисона-младшего.
— У мистера Теннисона-младшего был похмельный синдром.
— Был. Никому бы такого не пожелал, сэр, не знаю, кто вы и что вы делаете здесь, в частной каюте…
— Это мой шурин, Айвор Лльюэлин.
— А, волшебный фонарь… — сообразил Реджи. — Добрый день, мистер Лльюэлин. Рад с вами познакомиться. Мой брат Амброз рассказывал мне о вас. Он вас очень высоко ценит, Лльюэлин, очень высоко.
На киномагната вежливые слова не подействовали. Он мрачно глянул на молодого человека.
— Мне нужно поговорить с тобой, Мейбл.
— Хорошо. Начинай.
— С глазу на глаз.
— Ах так? Ну ладно, сейчас закончу.
Она мертвой хваткой вцепилась в шею Реджи, он только слабо вскрикнул.
— Ну-ну, потерпите, — успокоила она.
— Легко сказать «потерпите», а что если я у вас в руках развалюсь на части?
— Вот. Теперь все. Что скажете? Реджи чуть покрутил головой.
— Скажите «Бу».
— Бу!
— Громче.
— Бу!
— Теперь мне на ухо.
— Бу!
Реджи встал и блаженно улыбнулся.
— Чудо! Вот что это было. Обыкновенное чудо! Я стал другим человеком.
— Хорошо.
— И теперь я должен сказать, что был несказанно счастлив познакомиться с вашим семейством. В жизни не встречал такой дивной и благодетельной семьи. Вы, мисс…
— Спенс моя фамилия.
— Вы, мисс Спенс, мертвых возрождаете к жизни. Вы, Лльюэлин, первый заплатили реальные деньги моему брату Амброзу. Такое знакомство выпадает не каждому. Я должен чаще с вами видеться, мисс Спенс, и с вами, Лльюэлин. Подумать только! — воскликнул Реджи. — Если бы полчаса назад кто-нибудь сказал мне, что я буду ждать сегодняшнего ужина как изголодавшийся червь, я бы не поверил. Прощайте, мисс Спенс, и вы, Лльюэлин, или лучше сказать «до свидания», и спасибо, спасибо вам, мисс Спенс, и вам, Лльюэлин, тысяча благодарностей. Как вас зовут?
— Мейбл.
— Отлично, — сказал Реджи.
Дверь закрылась. Мейбл Спенс улыбнулась. Мистер Лльюэлин улыбаться не стал.
— Итак, — сказала Мейбл, — на сегодня добрых дел достаточно. Не представляю, где юноша мог так нагрузиться, Но он явно перестарался. Сейчас трудно поверить, что он может произвести впечатление. А мне всегда нравились такие сухопарые, длинноногие…
Мистер Лльюэлин был не в настроении выслушивать лекции о внешних параметрах Реджи Теннисона, о чем и дал понять, заметавшись по комнате в буре эмоций, на манер умирающего лебедя.