Том 12. Письма 1842-1845
Шрифт:
Ты спрашиваешь меня о мне самом, то есть, когда я буду в Россию; но об этом я написал тебе уже довольно удовлетворительно в моем прежнем письме. Видно, ты читаешь очень плохо мои письма и не до конца. Впрочем, тебе было не до того. Но теперь не позабудь исполнить мою просьбу и отвечай на три заданные вопроса. Ты сам можешь чувствовать, как мне интересны на них ответы. Затем прощай! Обнимаю вас обоих.
Весь твой Гоголь.
Приписывай не poste restante, но Salzwedelsgarten, vor dem Schaumeinthor. Под такой фирмой дом Жуковского, где живу и я. Это необходимо потому, что здесь завелось много разных Гоголей немецких, к которым весьма часто относят мои письма.
Языкову Н. М., 2 декабря н. ст. 1844 *
Декабря 2 <н. ст. 1844. Франкфурт>.
Благодарю тебя, друг, за письмо от 5 ноября, а еще больше благодарю за книжечку * от кн. Вяземского. Благодарю еще более бога за то, что желание сердца моего сбывается. Говоря это, я намекаю на одно стихотворение твое, [867] ты верно сам догадаешься, что на Землетрясение * . Да послужит оно тебе проспектом вперед! Какое величие, простота и какая прелесть внушенной самим богом мысли! Оно верно произвело у нас впечатление на всех, несмотря на разность вкусов и мнений. Скажу тебе также, что Жуковский подобно мне был поражен им и признал его решительно лучшим русским стихотворением. Это слишком много, потому что он вообще был строг к тебе и, умея отдавать должное твоим стихам, нападал на главное, что после них (так он выражался), [868] как после прекрасной музыки, всё вслед за очаровавшими звуками унеслось, и никакого определенного вида не имеет оставшееся впечатление. Он говорил часто (в чем отчасти и я был с ним согласен), что везде у тебя есть восторг, который никак не идет вперед, но стоит на одном месте, именно потому, что не получил [869] определенного стремленья. [870] Он никак и не думал, чтобы у тебя могло когда-либо это возникнуть (он не мастер прорицать), и на мои замечания, что всё произойти может от душевных внутренних событий, слегка покачивал головой. И потому ты можешь себе представить, как мне радостно было его восхищение. Он [871] несколько раз уже прочел с возрастающим удовольствием это стихотво<рение>, которое я читаю почти всякий день. Видишь ли, как в общем крике массы, в этой [872] строгой современной требовательности от поэтов есть что-то законное. Едва малейший ответ на это всеобщее алканье души — и уже вдруг всё сопрягается, даже и то, что еще недавно бы не потряслось. Ради святого неба, перетряхни старину. Возьми картины из Библии или из коренной русской старины, но возьми таким образом, чтобы они пришлись именно к нашему веку, чтобы в нем или упрек или ободренье ему было. Сам бог тебе поможет, и сила, возникшая из твоего творенья, обратно изольется на тебя самого. Недавно я нашел в Отеч<ественных> Записках выписки из книги: Выходы Царей * , которые, кажется, были
867
разумею об одном стихотворении твоем
868
так он выражался вписано
869
не получивший
870
Далее зачеркнуто: по<тому>… оттого
871
И он
872
и в этой
873
прежние, в ряду с которыми помещено
874
в нем
875
живого
876
кого бы ни было в прошедшем вписано.
877
такого времени
878
да и нахожусь
Твой Г.
Благодарю Н. Н. Ш<ереметеву> за письмо*. Поклонись Хомяковым, Авд<отье> Петр<овне> и Свербеев<ым>, если увидишь. На обороте: Moscou. Russie. Николаю Михайловичу Языкову. В Москве. В приходе Николы Явленного в Серебренном переулке, в доме Шидловской.
Гоголь М. И., 12 декабря 1844 н. ст*
12 декабря [879] 1844. Франкфурт <н. ст.>.
Во-первых поздравляю вас, почтеннейшая маминька, с наступающим годом, а во-вторых благодарю за все подробности письма. Жаль, что вы не описали мне молодую жену Данилевского. Не позабудьте это сделать при первом случае. Мне хочется знать, каковою вы нашли ее лицом и характером. Я получил правда письмо и от него вслед за вашим; но, как все счастливые мужья, он слов употребляет мало, торопится и, как видно, занят другим. Зачем вы хлопочете так об уплате ему денег, которых он и сам не требует? Вы напишите ему, что хотели было посылать, но что я запретил. Вот и всё. Долг этот я ему уплачу, и он должен остаться моим заимодавцем, а не вашим. [880]
879
В подлиннике: сентября
880
Далее было: Не можете ли вы каким-нибудь образом узнать, но правда вам это трудно
Из Петербурга пишут ко мне о происшествии, случившемся в Иерусалиме, свидетелем которого был воронежский архиерей, бывший тогда у гроба господня, именно о слышании небесного гласа во время божественной литургии, который был истолкован патриархом, как пророчащий бедствия миру, если он не покается. Мне прислали и молитву, привезенную архиереем. Судить о том не <наше> [881] дело. Но если сами святители дали молитву и повелели по ней молиться, то, мне кажется, следует это исполнить. Но говорят, что молиться еще недостаточно: нужно слишком строго взглянуть на самого себя, рассмотреть протекшую жизнь нашу и исправить значительно настоящую. Выписываю слова * этой молитвы, хотя, может быть, вы уже ее имеете, но тем не менее вы все-таки прочитайте всякий день со вниманием. То же должны сделать и сестры. Не мешает также прочесть ее и многим домашним, а особливо тем из живущих в нашей деревне, которые ленивы, нерадивы и дурно ведут себя. Душа человеческая такое сокровище, о котором нам следует всем получше позаботиться.
881
Оборвано.
При молитве приложено было также увещание передать и другим 9 и более человекам, [882] а потому я передаю и вам. Так как Воронеж от вас недалеко, то я думаю, вы знаете имя того архиерея, который был в Иерусалиме. [883] Но, спеша кончить, советую вам тоже меньше принимать к сердцу всякие житейские огорчения. Они не стоят того, чтобы о них слишком много думать. Сам спаситель велел нам прежде всего позаботиться о главном и прибавил: Остальное всё приложится вам. Прощайте.
882
и другим молится<?>
883
Далее было: может быть, знаете и самую молитву.
Ваш сын Н<иколай>. На обороте: Russie. Poltava. Ее высокоблагородию Марие Ивановне Гоголь-Яновской. В Полтаве, оттуда в д<еревню> Васильевку. Russie.
Плетневу П. А., 1-14 декабря н. ст. 1844 *
<Между 1 и 14 декабря н. ст. 1844. Франкфурт.>
Письмо твое я получил. Благодарю тебя за искренность, упреки и мнения обо мне * . Оправдываться не буду, это я уже сказал вперед, да и невозможно. [884] Во-первых, потому, что если бы я и оправдался в одном, [885] то с других сторон вижу [886] столько в себе дряни и во многом другом, [887] что мне становится стыдно уже при одной мысли о том. Во-вторых, потому, что для того следовало бы [888] подымать всю внутреннюю душевную историю, которую не впишешь и в толстом томе, не только в письмах. [889] В-третьих, потому, что [890] с некоторого времени погасло желание быть лучше в глазах людей и даже в глазах друга. Друг также пристрастен. Самое чувство дружбы уже умягчает нашу душу и делает ее сострадательной. [891] Заметив [892] некоторые хорошие качества в своем друге и особенно расположение и любовь к себе, мы невольно преклоняемся на его сторону. Бог знает, может быть, ты, узнавши что-нибудь из внутренней моей истории, проникнулся бы состраданием, и я не получил бы от тебя даже и этого письма, которое получил теперь. А мне нужны [893] такие письма, как твое. Но в выражениях письма твоего послышался мне скорбный голос, голос как бы огорченного и обманутого чувства, [894] и потому, [895] чтобы сколько-нибудь утешить, я сделаю только одни общие замечания на некоторые пункты твоего письма. Друг мой, сердце человеческое есть бездна неисповедимая. Здесь мы ошибаемся поминутно. [896] Еще мне можно менее ошибиться в заключениях о тебе, чем тебе обо мне. Душа твоя больше открыта, характер твой получил уже давно оконченную форму и остался навсегда тем же. Разве один [дрязг] обычаев света и приобретаемые привычки [897] могут несколько закрыть и тебя и твою душу, но это для людей близоруких, которые судят о человеке по некоторым внешним <чертам>. В глазах знатока души [человеческой] ты один и тот <же>. Он знает, что на одно душевное воззвание [898] встрепенется та же самая душа, которая кажется другим холодною и дремлющею. Но как судить о скрытном человеке, в котором всё внутри, которого характер даже не образовался, но который в душе своей еще воспитывается и которого всякое движение производит только одно недоразумение? Как заключить о таком человеке, основывая<сь> по каким-нибудь ненароком из него высунувшимся свойствам? [899] Не будет ли это значить то же самое, что заключить о книге по нескольким выдернутым из нее фразам, и не по порядку, а из разных мест ее? Конечно, и отдельно взятые фразы [900] могут подать некоторую идею о книге, но разве из них узнаешь, что такое сама книга? Бог знает, иногда в книге [901] они имеют другой смысл, иногда даже противоположный прежнему. Упреки твои в славолюбии могут быть справедливы, но не думаю, чтоб оно было в такой степени и чтобы я до того [902] любил фимиам, как ты предполагаешь. В доказательство я могу привесть только то, <что> и в то время, когда авторская слава [903] меня шевелила гораздо более, чем теперь, я находился в чаду только первые дни по выходе моей книги, но потом чрез несколько времени я уже чувствовал почти отвращение к моему собственному созданию и недостатки его обнаруживались предо мною сами во всей их наготе. Я даже думаю, что ты составил обо мне [904] такое <мнение не> по незнанию души человеческой, а на кое-каких моих наружных поступках, неприятных ухватках и наконец неуместных и напыщенных местах, разбросанных в моих сочинениях, которые, вследствие бессилия изображать полнее [905] свои мысли, получили еще более какое<-то> самоуверенное выражение. Все твои замечания о моих литературных достоинствах справедливы [906] и отзываются знатоком, умеющим верно судить об этом. [907] Но увы! и в них я не встретил ничего, что бы было неизвестно мне самому. И если бы я напечатал ту критику, которую я написал сам на Мертвые души вскоре после их выхода, ты бы увидел, что я выразился [908] еще строже и еще справедливее тебя. На каждый упрек твой я должен сделать тебе тоже один упрек, потому что он не достоин твоей же собственной высокой души. Друг мой, не стыдно ли тебе сказать мне, что я променял тебя на другого. Скажу тебе на это одну чистую правду, хотя и знаю, что ее не примешь ты за правду, словам моим не верят, как же [909] мне отважиться [910] быть откровенным, если бы я даже был и в силах быть откровенным. Итак знай же, вот тебе чистая правда, поверишь ли ты или нет, я ее скажу. Грех будет только тому, кто солгал. Не только я не променяю тебя на никого [911] другого, но никакого человека не променяю на другого человека. И кто раз вошел в мою душу, тот уже останется там навсегда, как бы он ни поступил потом со мной, хотя бы оттолкнул меня вовсе. [912] Из души моей я его не изгоню. Слава богу, связь эта становится, чем далее, сильней и уже не в моей власти сделалось даже прогнать его, [913] хотя бы я и захотел того. Но если слова мои эти не уверят тебя ни в чем и ты сомнительно [914] покачаешь головою, то для утешения твоего приведу такое доказательство, в котором ты и сам можешь удостовериться. В Москве все, кроме, может быть, одного Языкова (который потому только несколько больше меня знает, что столкнулся [915] со мной в горькие и трудные минуты жизни, в которые, как известно, узнается более человек [916] ), все такое обо мне имеют мнение, как и ты, также упрекают меня все в скрытности и недоверчивости, еще более твоего [917] уверены, что считаю их ни во что и что тебя предпочитаю им. В оба раза [918] я отталкивал от себя всех, избегал всяких изъяснений и боялся даже и вопросов о себе самом, чувствуя сам, что я не в силах ничего сказать. Всякая проба сказать что-нибудь была неудачна, и я всякий раз раскаивался даже в том, что открывал рот, чувствуя, что моими неясными и глупыми словами наводил только новое о себе недоразумение. Друг мой, когда человек от всех бежит, всех от себя отталкивает, ищет уединения и предает себя добровольно на скитающуюся или, как ты называешь, цыганскую <жизнь>, тогда нужно его на время оставить и не мешать ему. Урочное время пройдет, он сам явится к вам, когда же услышит в себе человек внутренний позыв, он тогда должен всё оставить, оторваться на время [919] от чего ему даже трудно и больно. Ты был довольно проницателен, сказавши, что главная вина всех моих недостатков [920] мое невежество и невоспитание. Ты это почувствовал, но ты был только несправедлив, указывая мне пути, как избавиться от этого — дело, которое требует слишком большого изучения природы того человека, которому дается инструкция. Ты вызываешь невежу на брань с невежеством, требуешь, что<бы> я теперь уже указывал [921] другим путь и прямую дорогу и, выражаясь твоими словами, указывал на заблуждение судей-самозванцев, но, друг мой, мне может всякий сказать: лекарю, вылечись прежде сам. Я слишком хорошо знаю, что я должен это выполнить. В то же время знаю и то, <что нужно> чистоты душевной и лучшего устроения себя [922] и почти небесной красоты нравов. Без того не защитишь ни самого искусства, [923] ни [924] всё святое, которому оно служит подножием. Цель, о которой говоришь ты, стоит неизменно передо мною. [925] Она должна быть и у всех в виду, но стремления к ней различны и дорога к одному и тому же у всякого своя. [926] И если человек уже дошел до того, что может видеть сам свои недостатки и пороки и видеть свою природу, он один только может знать, какой дорогой ему возможней идти. Для тех же самых причин одному [927]
884
Благодарю тебя за искреннее мнение души твоей и за твои мнения обо мне, выраженные с такою откровенностью. Я уже дал тебе слово вперед, что не буду оправдываться. Оправданье не послужит мне ни к чему. Далее начато: Мне не следует по многим причинам
885
в одном чем-нибудь
886
вижу сам
887
столько дряни и так много дурного, что стыд взял бы и чего и ты не можешь видеть. Конец зачеркнут и вписано: чего даже никто из самых проницательных <…>
888
чтобы оправдаться, мне для <этого> нужно
889
в строках письма
890
что во мне
891
умягчает его душу до того
892
Увидев
893
А мне теперь нужны наиболее
894
обманутого стремленья
895
и потому вписано.
896
Мы всегда ошибаемся в заключениях о природе другого человека и еще более тогда, когда думаем, что его узнали
897
приобретаемые среди света привычки
898
на один душевный крик
899
Далее было: Как заключить по таким его свойствам о всем его характере?
900
и они
901
помещенные в самую книгу
902
до такой степени
903
слава бо<лее>
904
основал
905
ясно
906
Далее было: и показывают твой беспристрастный взгляд, но, друг, они для меня не новы.
907
о литер<атуре>
908
я было в них еще
909
как же хотеть
910
Далее было: что-нибудь
911
Переправлено из: на никак<ого>
912
Далее было: а. чем бы не заплатил он, как слабый человек. б. хотя бы сам сделался дурным человеком по общей нам всем слабости.
913
становится даже не в моей власти изгнать его
914
Переправлено из: сомнительнейша<я>
915
что случалось
916
где как известно более испытывается и узнается человек
917
также
918
Далее начато: бывш<ие>
919
от всего
920
главный недостаток
921
требуешь указ<ать>
922
Но, друг мой, нужно чистоты душевной и большой обработки всего себя
923
чтобы уметь защитить как самое искусство
924
так и
925
Друг мой, эту цель я имею всегда у меня в виду, я для ней существов<ал>, но стремл<ения>
926
а. И всякий идет своей дорогой, которой вследствие его же б. и у всякого к нему дорога своя
927
Для того же самого, для чего одному
928
само себе внутренним инстинктом
929
какие бы ни предписали ему
930
В отношениях
931
Далее было: мне не должно являться в свете. Пока я не выучусь совершенно
932
я не могу теперь вступить
933
Далее начато: Тепе<рь>
934
А до того времени полезней
Еще скажу слова два насчет недоверчивости моей. [935] Меня все обвиняют в недоверчивости, но точно ли это недоверчивость? Недоверчивость происходит от незнания людей и сердца человеческого. Боится человек людей оттого, что не знает. Но неужто во мне заметны признаки совершенного незнания людей и сердца? Но мои сочинения-то, [936] при всем несовершенстве, показывают, что в авторе есть некоторое познание природы человека. Это не простая наглядность, ты сам знаешь, что я во всей России [937] толкался немного с людьми, и что всегда почти не верен в том, где касался точных описаний местностей или нравов. Точно ли это недоверчивость? Ну что, если я таким же образом стану, в свою очередь, упрекать других в недоверчивости, зачем некоторые качества, слова и поступки неясные и сомнительные отнесены были скорее в худую, чем в хорошую сторону, разве это доверчивость? Зачем, признавши меня за оригинал-чудака, требовали от меня таких же действий, как и от других? [938] Зачем, прежде чем вывесть о мне заключение вообще по двум или трем поступкам, судящий [939] не усумнился и не сказал в себе так: я вижу в этом человеке вот какие признаки. В других эти признаки значат вот что; но этот человек не похож на других, самая жизнь его другая, при том этот человек скрытен. Бог весть, иногда искусные врачи ошибались, основываясь на тех самых признаках, и принимали одну болезнь за другую. Зачем же, даже не предавшись сомнению в себе, заключили твердо быть такой-то низости, такому-то свойству и такому-то качеству. Конечно, я буду не прав, если стану обвинять. Дело было не совсем бы так, если б я был прав. Друг, ну что если бы предположить, чтобы <нашелся> один такой страдалец, над которым обрушилась такая странность, что всё, что ни сделает и ни скажет, принимается в превратном значении, что все, почти до одного, в нем усумнились, и закружился пред ним целый вихорь недоразумений, и положим, что он видит [940] всё, что происходит. Если бы вместо меня попался другой с душой, более нежной, еще не окрепшей и не умеющей переносить горя, и видел бы он всё, что происходит в сердцах друзей его и ближних к нему, [941] и вся душа его исстрадала и изныла бы и чувствовала бы в то время, что он не может произнести и слова в свое оправдание, подобясь находящемуся в летаргии. [942]
935
недоверчивости моей к людям
936
Далее зачеркнуто: как говорят
937
бывши в России
938
Далее начато: и как
939
никто
940
Далее начато: А если бы душа исстрадала и изныла, видя
941
Далее начато: и не в силах
942
подобясь тому а. который, находясь в летаргии, слышит и видит, что его приняли за умершего и зарывают живого в землю, и он не в силах пошевелить ни одним составом. б. которого зарывают живого в могилу, который видит всё это и не может даже знать, что он жив. Далее начато: а. Друг, не будем поспешны в заключениях о характере и душе человека из его поступков б. Еще скажу тебе в заключение одно мнение. Друг мой, будем более смиренны относительно узнания человека
Наконец по поводу всего скажу одно мнение. Будем [943] несколько смиренны относительно заключений о человеке, о каком бы то ни было [944] характере и о душе чело[века]. Выскажем ему всё, что [945] ни есть в нем дурного, это будет ему нужно, но удержимся утвердить о нем мнение, пока не узнали излучин его души или пока не услышали его душевной истории. Мы все вообще слишком строги к тому человеку, в котором нам что-нибудь не понравилось, и, узнавши в нем два-три качества, [946] не хотим и узнать других, [947] от этого теперь человеку становится чем далее, <тем> труднее среди своих собратий. [948]
943
Будем относитель<но>
944
Далее было: Не станем выводить из некоторых <поступков> заключений о всей душе его
945
Выскажем всё, что
946
Далее начато: глав<ных>
947
В подлиннике: от других
948
Эта фраза в подлиннике перечеркнута тремя вертикальными линиями.
Бог знает, что делается в глубине человека. Иногда положение может быть так странно, [949] что он похож на одержимого летаргическим сном, [950] который видит и слышит, что его все, даже самые врачи, признали мертвым и готовятся его живого зарывать в землю. А видя и слыша всё это, не в силах пошевельнуть ни одним составом своим. Не оттого ли так не знаем [951] человека, что слишком рано заключили, будто [952] его совершенно узнали. А потому и относительно меня самого ты вооружись терпением. Брани меня, мне будет приятно всякое такое [953] слово, даже если бы оно было гораздо пожестче тех, которые в письме твоем. Но не предавайся напрасному раздумью и не досадуй на меня в душе. Ты видишь, что многое здесь еще темно и неясно, предоставим же лучше [954] времени: оно одно может разрешить, [955] уяснить. Если же тебе когда-нибудь сгрустнется обо мне и будет казаться: я иду дорогой заблудшего и не той, которой мне следует, то помолись лучше так в душе своей: Боже, просвети его и научи тому, [956] что ему нужно на пути его. Дай ему выполнить то именно назначение, для которого он создан тобою же, для которого вложил ты же ему орудия, способности и силы. [957] Если же он отшатнется, [958] то пожалей его бедную душу и снеси его до срока с лица земли. Поверь, что после такой молитвы и тебе будет легче и мне полезнее: молитва от глубины души ударяет прямо в двери небесные. Но довольно об этом.
949
так странно и даже страшно
950
что он может уподобиться тому больному [одерж<имому>], схваченному внезапно летаргическим сном
951
а. Бог видит б. Мы оттого и не знаем
952
что думаем будто
953
твое
954
все это
955
разрешить всё
956
научи всему
957
назначение, которое ты сам ему назначил и для которого дал ему орудия и силы.
958
Далее было: от своего назначения, не будет внимать твоему <гласу>, не дай ему заблудиться