Том 14. М-р Моллой и другие
Шрифт:
— Уже два раза откладывал. Больше нельзя.
— Жалко. Здорово было бы поехать вместе. Ладно, такова жизнь. Насчет Уэнделла. Обидно до слез, что это портит ему визит. Ему так здесь нравится. Он просто бредит вашим домом.
Генри вздрогнул.
— Эшби-холлом?
— Ага. Так мне и сказал. Только подумать, говорит, что все его предки жили здесь сотни лет. По виду не скажешь, но вообще-то он жуткий романтик.
Генри не верил своему счастью.
— Ему правда нравится это архитектурное чудовище?
— Дом его мечты.
— Вот и купил бы его.
Келли изумилась.
— Но
— Еще как продам!
— Мне казалось, что вы, поместные землевладельцы, или как это называется, скорее умрете, чем расстанетесь со старым домом.
— Я — нет. Мне нужны деньги.
— Всем нужны.
— И я объясню, почему. Будь у меня хорошенькая кругленькая сумма, я попросил бы вас выйти за меня замуж.
— Что?!
— Я сказал.
— Ну, Хэнк Параден, вы меня просто убили! Вы правда хотите на мне жениться?
— Больше всего на свете.
— Удивительное совпадение. Только вчера, когда мы болтали под луной, я подумала, как здорово было бы выйти за вас замуж.
Человеку, сидящему за столом, трудно стремительно вскочить, но Генри, опрокинув стул, справился с этой задачей.
— Келли!
— У меня это с самого первого дня, как мы познакомились.
— Не верю!
— Что вас удивляет?
— Вы такая замечательная!
— Вы — тоже.
— Я? Я — пустое место. Стареющий Алджи.
— Кто такой Алджи?
— Мой племянник. Лодырь и дармоед. Как и я. Я недостоин поцеловать, как это называется, вашего платья.
— Если это все, что вы хотите поцеловать… — сказала Келли. — А вот это вы должны будете делать каждую минуту, если не чаще, — добавила она по прошествии некоторого времени.
Генри по-прежнему сомневался.
— Ты уверена, что не совершаешь ошибку?
— Еще как уверена.
— Если Стикни не купит дом, нам придется худо.
— Ну и что?
— Тебя это не заботит?
— Я только рада. По-моему, люди, которые женятся практически без денег, самые счастливые. Когда бедному человеку удается выкроить хоть немного, он веселится от души. Богатым все скоро приедается, и любовь угасает.
Этого Генри вынести не смог. Он не хотел бы противоречить ей даже в такой мелочи, но тут она перегнула палку.
— Нет, — твердо сказал он. — Моя любовь к тебе не угасла бы, даже будь у меня миллион.
— Могла бы угаснуть.
— Нет.
— Я просто сказала, что могла бы.
— Не могла бы.
— Ладно, — уступила Келли, — я просто говорю, что куда приятнее считать каждый цент, и ездить в Лондон на ланч и утренний спектакль в твой или мой день рождения, а мне самой шить себе платья, чем… чем…
— Наоборот.
— Да, чем наоборот. Было бы совсем не то, если бы Теодор оставил мне миллион, а не умер бы по уши в долгах.
— Ты совершенно права. Мы бы не пережили всего того, что нам предстоит, и не чувствовали бы себя такими близкими.
— Я знала в Нью-Йорке одного бедолагу, который унаследовал от отца двадцать миллионов и женился на девушке, у которой было в два раза больше.
— Что с ним стало? — в ужасе спросил Генри.
— Не знаю. Наши пути разошлись. Но только вообрази этих двоих!
— Кошмар!
— Что
— Страшно подумать. Как его фамилия?
— Кадуоллодер. А ее — Алленби.
Несколько мгновений Генри стоял в молчании, потрясенный трагедией этих несчастных. Он готов был разрыдаться и видел, что Келли тоже с трудом сдерживает слезы. Она заговорила первой.
— Что там под крышкой? — спросила она.
— Копченая селедка, — ответил Генри.
— Вперед! — воскликнула Келли. — Я могу съесть дюжину.
Глава VII
Лондонский поезд остановился в Эшби Параден, чтобы высадить пассажиров: двух мальчиков, двух девочек, одного младшего священника, трех фермеров, отставного полковника и Алджернона Мартина. Он предпринял это дорогостоящее путешествие — пришлось заложить запонки, чтобы купить билет, — с единственной целью укорить Билла Харди. Алджи смертельно обиделся на друга и не собирался выбирать выражения.
В Эшби Параден все близко, и лишь несколько шагов отделяют вокзал от «Жука и Клена». Алджи быстро преодолел это расстояние и уже через несколько минут стоял в вестибюле гостиницы, строго глядя на Билла.
— Я получил твою телеграмму, — сказал он.
— Не удивляюсь, — ответил Билл. — Я готов был поспорить, что получишь.
— И не стану скрывать, что неприятно удивлен. Человек кует железный план и нуждается в дружеском участии, чтобы его завершить, а ему советуют не быть ослом. Как бы, по-твоему, почувствовал себя Джон Д. Рокфеллер, если бы собирал деньги на «Стандард Ойл», а ему сказали не быть ослом?
Билл указал, что всего этого можно было бы избежать, если бы Алджи постарался не быть ослом, но, как человек справедливый, тут же добавил, что, вероятно, требует невозможного.
— Ты и твои железные планы!
— Хочешь выслушать?
— Нет.
— Значит, так. Ты случаем не знаешь придорожный кабачок на Розендейл-род в Вэлли Филдс? «Зеленый человек» называется.
— Не знаю.
— Отличное место, — одобрительно сказал Алджи. — И, что существенно, наливают в долг. Я там был вчера и встретил одного человека, у которого дом на Кроксли-род. Я вступил с ним в разговор — честно признаюсь, в надежде, что он меня угостит. Рад сказать, что так оно и произошло, хотя и не без нескольких намеков с моей стороны. Ты наверняка думаешь, что ничего скучнее в жизни не слышал, но погоди, сейчас начнется интрига. Разговорился я, значит, с этим типом, и вижу, что он расстроен. Оказывается, он тамошний старожил и считает, что все это строительство превращает Вэлли Филдс из тихого сельского уголка в своего рода загородный Манчестер. Говорит, рад, что сматывается. «Да? — говорю я. — Сматываетесь, значит?». Он говорит, что контора, в которой он работает, отправляет его в Рио-де-Жанейро, причем отплывать надо чуть ли не завтра. Хорошо, говорит он, хоть дом удастся продать. Какой-то синдикат, или ассоциация, или как там зовутся эти концерны, хочет построить на Кроксли-род многоэтажное жилое здание, а его дом — ровно посередине намеченного участка. Он сказал, что ему пообещали восемь тысяч. Я с ходу предложил десять.