Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке
Шрифт:
Свинья, разъевшееся животное; щетина ощерилась и блестит, вследствие беспрерывного обхождения с хлевной жидкостью
Правда, особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический
Действие происходит в хлеву.
Свинья( кобенится). Правда ли, сказывают, на небеде солнышко светит?
Правда. Правда, свинья.
Свинья. Так ли, полно? Никаких я солнцев, живучи в хлеву, словно не видывала?
Правда. Это оттого, свинья, что когда природа создавала тебя, то, создаваючи, приговаривала: не видать тебе, свинья, солнца красного!
Свинья.Ой ли? ( Авторитетно.) А по-моему, так все эти солнцы — одно лжеучение… ась?
Правдабезмолвствует и сконфуженно поправляет лохмотья. В публике раздаются голоса: правда твоя, свинья! лжеучения! лжеучения!
Свинья( продолжает кобенится). Правда ли, будто в газетах печатают: свобода-де есть драгоценнейшее достояние человеческих обществ?
Правда. Правда, свинья.
Свинья. А — по-моему, так и без того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу — и горюшка мало! Что мне! Хочу — рылом в корыто уткнусь, хочу — в навозе кувыркаюсь… какой еще свободы нужно! ( Авторитетно.) Изменники вы, как я на вас погляжу… ась?
Правдавновь старается прикрыть наготу. Публика гогочет: правда твоя, свинья! Изменники! изменники! Некоторые из публики требуют, чтоб Правду отвели в участок. Свинья самодовольно хрюкает, сознавая себя на высоте положения.
Свинья. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. ( Ложится в навоз и впадает в сентиментальность.) Ах, нынче и участковые одним языком с фельетонистами говорят! Намеднись я в одной газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся…
Правда. Так ты и читаешь, свинья?
Свинья. Почитываю. Только понимаю не так, как написано… Как хочу, так и понимаю!.. ( К публике.) Так вот что, други! в участок мы ее не отправим, а своими средствами… Сыскивать ее станем… сегодня вопросец зададим, а завтра — два… ( Задумывается.) Сразу не покончим, а постепенно чавкать будем… ( Сопя, подходит к Правде, хватает ее за икру и начинает чавкать.) Вот так!
Правдапожимается от боли; публика грохочет. Раздаются возгласы: ай да свинья! вот так затейница!
Свинья. Что? сладко? Ну, будет с тебя! ( Перестает чавкать.) Теперь сказывай: где корень зла?
Правда( растерянно).
Свинья( рассердилась). А! так ты вот как поговариваешь! Ну, теперь только держись! Правда ли, сказывала ты: общечеловеческая-де правда против околоточно-участковой не в пример превосходнее?
Правда( стараясь изловчиться). Хотя при известных условиях жизни, невозможно отвергать…
Свинья. Нет, ты хвостом-то не верти! Мы эти момо-то слыхивали! Сказывай прямо: точно ли, по мнению твоему, есть какая-то особенная правда, которая против околоточной превосходнее?
Правда. Ах, свинья, как изменнически подло…
Свинья. Ладно; об этом мы после поговорим. ( Наступает плотнее и плотнее.) Сказывай дальше. Правда ли, что ты говорила: законы-де одинаково всех должны обеспечивать, потому-де что, в противном случае, человеческое общество превратится в хаотический сброд враждующих элементов… Об каких это законах ты говорила? По какому поводу и кому в поучение, сударыня, разглагольствовала? ась?
Правда. Ах, свинья!
Свинья. Нечего мне «свиньей»-то в рыло тыкать. Знаю я и сама, что свинья. Я — Свинья, а ты — Правда… ( Хрюканье свиньи звучит иронией.) А ну-тко, свинья, погложи-ка правду! ( Начинает чавкать. К публике.) Любо, что ли, молодцы?
Правдакорчится от боли. Публика приходит в неистовство. Слышится со всех сторон: Любо! Нажимай, свинья, нажимай! Гложи ее! чавкай! Ишь ведь, распостылая, еще разговаривать вздумала!
. . . . .
На этом colloquium был прерван. Далее я ничего не мог разобрать, потому что в хлеву поднялся такой гвалт, что до слуха моего лишь смутно долетало: «правда ли, что в университете…», «правда ли, что на женских курсах…» В одно мгновение ока Правда была опутана целой сетью дурацки предательских подвохов, причем всякая попытка распутать эту сеть встречалась чавканьем свиньи и грохотом толпы: давай, братцы, ее своим судом судить… народныим!!
Я лежал как скованный, в ожидании, что вот-вот сейчас и меня начнут чавкать. Я, который всю жизнь в легкомысленной самоуверенности повторял: бог не попустит, свинья не съест! — я вдруг во все горло заорал: съест свинья! съест!
В эту минуту сильный стук в дверь заставил меня проснуться.
Стучалась хозяйка. Кто-то добрый человек проходил по лестнице и слышал мои стоны. Хозяйка прибежала испуганная — ей представилось, что от нечего делать, я произвожу опыты самоубийства, — и, разумеется, очень обрадовалась, как узнала, что весь переполох произошел оттого, что мне приснилась свинья.
— Mais cela m’arrive tous les jours! [160] — воскликнула она и сейчас же самым естественным образом объяснила это явление.
160
Но это со мной бывает каждый день!