Том 15. Простак и другие
Шрифт:
— Теперь мы не купим «Куин Мэри».
— О, Простак!
— И еще. Мы не будем жить на Парк-авеню. У нас не будет машин. А тем двум дворецким, про которых мы говорили, придется подтянуть носочки и бежать на поиски другой работы. Да, я знаю, — уныло заметил он, когда Динти обняла его и поцеловала. — Ужасно мило с твоей стороны, старушка, я очень-очень ценю твое деликатное внимание, но никакие поцелуи и женское участие не могут изменить того неоспоримого факта, что дело мое плохо. Я тону уже в третий раз, и как раз тогда, когда все выглядело так, черт дери, радужно!
— Ты не должен падать духом. Глаза Простака робко оглядели ее.
— Ты сказала, не падать? Ты вправду
— Возможно, адвокат ошибается.
— Они не ошибаются никогда.
— Ты даже не попросил у него доказательств. Простак содрогнулся.
— Я не могу на них смотреть! Нет, у него все крепко сшито. Если он утверждает, что вышеназванное драматическое сочинение — или пьеса — сходно с вышеназванной повестью в 146 пунктах, то можно прозакладывать последнюю рубашку, что именно и точно в 146 пунктах они и сходны, и что его клиент мистер Родни Рич из Вустера, штат Массачусетс, намерен заграбастать 66 и 2/3 процента из всех прибылей, полученных от вышеназванной пьесы. 66 и 2/3 процента! А у меня были такие грандиозные планы!
— Ты еще можешь их осуществить.
Простак покачал головой. Даже сам Оскар Фричи, и то не мог бы покачать головой унылее.
— Ни единого шанса. Да, я один из тех, кому такое не дано. Есть люди, скроенные для больших дел, и люди, для них не скроенные. Я вот не скроен. Не хватает у меня мозгов, недостает серых клеточек. Вспоминаю своего дядю Теодора. Как-то я разбил его пенковую трубку, пытаясь принести пользу в доме, прихлопнув в библиотеке надменно жужжавшую муху, и он сказал, что у меня разума не больше, чем у деревенского дурачка. Правда, он немножко разгорячился — эту свою трубку он любил самозабвенно, часами ее полировал, и потому позволил жаркому гневу затмить хладнокровность суждений. Но теперь я понимаю, дядя был совершенно прав. В сущности, он дал мне верную оценку. Я никчемный человек. Я безнадежен. Я просто бедный старый Простак, деревенский дурачок.
— Обожаю деревенских дурачков!
— Неужели ты хочешь сказать, — уставился на нее Простак, — что ты еше собираешься выйти за меня замуж?
— Бери лицензию и посмотришь, как у меня пятки засверкают, когда я помчусь в церковь.
На дне пропасти, куда свалился Простак, забрезжил лучик солнечного света. Он не улыбнулся, это было бы трудно, но глубокая скорбь заметно просветлела. Он поцеловал Динти даже с некоторым оживлением.
Потом тревога вернулась, и он с тяжелым вздохом отпустил невесту.
— Ты сама не понимаешь, во что ввязываешься. Прекрасным я буду кормильцем при нынешнем своем положении. Сомневаюсь, что и на кусок хлеба заработаю, не говоря уж о том, чтобы обеспечить для тебя тот стиль жизни, к которому ты привыкла.
— Однокомнатный номер в «Астории».
— Моих ресурсов даже и на это не хватит.
— Ты можешь найти работу.
— Очень сомневаюсь. Нас, Фиппсов, нелегко куда-то пристроить.
— У тебя же была раньше работа.
— Правильно. Я занимал должность портье под началом Дж. Г. Андерсона. Но пост этот я получил не благодаря своим заслугам, а благодаря связям. Мой дядя Теодор разводит сиамских кошек, и, по случайности оказавшись в Нью-Йорке, он ежегодно ездил к моему покойному дедушке, узнал, что владельцы собираются на встречу в Бессемере, штат Огайо. Он решил поучаствовать, и остановившись в отеле Дж. Г. Андерсона, познакомился с ним, подружился, а там — воспользовался выгодой быстро расцветшей дружбы, чтобы пристроить меня в качестве, как я уже заметил, портье. Но при трезвом свете дня Дж. Г. Андерсон дал мне, как выражается Поттер, пинка под зад.
— Обратно он тебя не возьмет?
Простак
— Если я правильно прочитал выражение его глаз при нашем расставании, то не возьмет. Но, черт возьми, мы не должны тратить попусту время, рассуждая о всяких работах. Нам надо решить, что ответить Дж. Бромли. Он вот-вот прискачет, горя нетерпением узнать, какой тут у нас счет. Нужно ему что-то сказать.
— Предположим, — размышляла Динти, — мы согласимся на то, чего он хочет.
— В остатке и делить будет нечего.
— Да, правда.
— По половине из 33 и одной трети процента мне и Оскару… — Простак лихорадочно расхаживал по офису. Совесть буквально грызла его. — Я себя так паршиво чувствую из-за того, что втравил Оскара в это дело. Жил он себе и жил, бедный сломанный цветочек, совершенно счастливо, имел хорошую работу и сбережения в старом носке, а тут я и вламываюсь в его жизнь… Свят, свят, свят! — воскликнул Простак на стук в дверь. — Не может быть, что это уже Дж. Бромли?
— Войдите, — крикнула Динти. — Конечно, не может. Он придет не раньше, чем минут через двадцать. Возможно, это… А, привет, мистер Поттер!
— Привет, — сказал и Простак.
Хотя вечеринка, данная в его честь накануне вечером друзьями и поклонниками, закончилась в шесть утра, выглядел Мэрвин на редкость жизнерадостно, так и бурлил природной энергией.
Он принадлежал к тем счастливчикам, которые будто только расцветают от недостатка сна. Покритиковать можно было бы только его наряд: хотя давно наступил день — время шло к обеду — он все еще щеголял в белом галстуке и во фраке, более подходящими для вечерних часов. Эксцентричность подчеркивалась надписью, которую чья-то любящая рука нанесла губной помадой на его манишку: «Привет, малыш!»
Но актер не придавал особого значения всяким мелочам. Если бы вы попеняли ему, то он ответил бы, что главное в человеке — душа. «Лишь бы душа у вас цвела и благоухала — сказал бы он вам, — а уж внешняя оболочка пусть сама о себе заботится».
Мэрвин ослепительно улыбнулся старому другу, равно как и его юной подружке, и осведомился, читали ли они газеты.
— Настоящий триумф! — воскликнул Мэрвин. — Столько похвал со всех сторон. Спектакль продержится не меньше года. Но я пришел не только за тем, чтобы сообщить вам об этом, хотя все это очень здорово. Я явился, Фиппс, старый дружище, в роли посла. Если ты не возражаешь, я присяду. Кому-нибудь еще, кроме великого белого вождя, позволяется садиться в это кресло? Сгони меня, если я нарушаю правила.
Устроившись в крутящемся кресле, Мэрвин закинул ноги на стол.
— Да, — возобновил он свою речь, — я полномочный представитель. Один из тех ребят, которые ведут неофициальные предварительные переговоры. Меня попросили поговорить с тобой по вопросу чрезвычайной важности. Сегодня утром я прикорнул на полу своей спальни и спал сном младенца. Тут мне позвонили снизу и сообщили, что ко мне пришли. Какой-то, видишь ли, посетитель. «Придушите его голыми руками, — распорядился я. Но они не решились. — Ну, тогда пришлите этого изверга наверх», — сказал я. Они прислали. И кто, как ты думаешь, им оказался? Представь, наш старый приятель Дж. Г. Андерсон. После обычного обмена любезностями он стал просить меня, чтобы я уговорил тебя купить его отель. Как я понимаю, в вашу предыдущую встречу у тебя не хватило денег на взнос, но теперь, когда ты еженедельно огребаешь миллионы, он решил, что беседу можно продолжить. Отдаст тебе отель за семьдесят пять тысяч.