Том 15. Простак и другие
Шрифт:
В дверь постучали, и Фанни ласково улыбнулась.
— Ага! Занавес поднимается!
— Да, — подтвердил Мэрвин. — Ватсон, если я не ошибаюсь, пришел наш клиент.
Когда в офис шумно, явно торопясь, ввалился Леман, то, прежде всего, он удивился, что там вроде бы идет совещание. Очень уж много народу собралось в его бывшем стойбище. Он посмотрел на Простака, посмотрел на Динти, оглянулся на Мэр-вина Поттера. Потом взгляд его упал на Фанни, и он вздрогнул, словно человек, наткнувшийся в ванной на тарантула.
— Ты-то
— В гости зашла.
— Убирайся!
Простак вскинул брови. Такого он не допускал.
— Эй-эй! — со спокойным укором окликнул он. — Вы не собираетесь снова выгонять людей из комнаты? Тут, между прочим, мой офис — 1468, Бродвей, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. Нью-Йоркская корпорация. Всех, кого надо выгнать отсюда, я выгоню сам.
— Хорошо сказано, Фиппс, — одобрил Мэрвин.
— К месту, а?
— Именно к месту, — согласился Мэрвин. — Прямо в яблочко.
Простак устроился в крутящемся кресле, с которого Мэрвин галантно встал, когда вошла Фанни, и закинул ноги на стол.
— Присаживайтесь, дорогуша, — пригласил он. — Послушаем, что у вас на уме.
— Если там что-нибудь есть, — вставил Мэрвин.
— Вот именно, — подхватил Простак, — если есть. Что привело вас сюда в это ясное солнечное утро?
Леман, который во время этих реплик сверлил взглядом свою бесценную жену, обернулся к нему с пылким жестом.
— Послушайте, — начал он. — Не знаю, что она вам тут наболтала, но не вздумайте поверить ей хоть на грамм.
— Вы говорите загадками, мой друг.
— Я пришел, чтобы вернуть вам ваши монеты — выкупить все обратно, целиком.
— То есть, вы желаете купить спектакль?
— Я отдам все, что вы за него заплатили, — двадцать тысяч. Вы не потеряете ни цента.
— И вы тоже, верно?
— Что?
— Я первый спросил.
— Что-то не пойму вас.
Простаку и в голову не приходило, что наступит момент, когда он порадуется знакомству с Дж. Бромли Липпинкоттом, но теперь он ощущал сильнейшую благодарность, что ему выпала честь наблюдать адвоката в действии. Молодой театральный менеджер может многое перенять от похожего на труп адвоката в умении держать себя. Превратиться в брюнета Простак, конечно, не мог, но позаимствовать чуть-чуть стали и напора мог вполне, что он и сделал.
— Позвольте объяснить, — начал Простак. — Вы так легкомысленно говорите.
— Или слишком бойко, — подсказал Мэрвин.
— Да, или слишком бойко, — согласился Простак, всегда открытый предложениям. — Вы легкомысленно, или бойко, говорите о покупке моего шоу, но позвольте напомнить, что вышеназванное драматическое сочинение — или пьеса — чертовски ценная собственность. Это величайшее драматическое произведение за последние двадцать лет. Начинается оно с пролога…
— Так вы поверили всякой чепухе? — взорвался Леман. — Послушайте, дорогуша…
— Я слушаю, мой друг.
— Я в этом шоу-бизнесе собаку съел. Э?
«Э» было обращено к Фанни, которая бормотала: «Твое дело — водевили». Ожегши ее злобным взглядом, Леман
— И что? С водевилями все в порядке, но мы говорим не о водевилях, а о постановке драматических спектаклей. Я собаку съел в шоу-бизнесе, — повторил он, вбивая в ладонь левой руки кулак правой, — и сумею слепить кое-что из этого спектакля. А вот вы не сумеете.
— Не сумею?
— Нет.
Простак легко хохотнул. Дж. Бромли Липпинкотт в подобной ситуации нахмурился бы, но сам он предпочел легкий хохот. Однако он прозвенел не так музыкально, как ему бы хотелось, и он исполнил номер «на бис». На этот раз хохоток раскатился так переливчато и музыкально, что лучше не бывает.
— Не сумею, вот как? А вы заверните за угол театра и взгляните на толпу, пытающуюся купить билетик. Это шедевр, дорогуша, а под моим управлением…
— Управление — самое главное, — вставил Мэрвин.
— Да-с, сэр, именно! Управление — самое главное, — повторил Простак. — Абсолютно. Тут требуется рука эксперта, и именно ее-то и получил этот спектакль.
Дышал Лемана хрипло и тяжело. Будь здесь его доктор, он озабоченно поджал бы губы и потянулся за таблетками.
— Послушайте, — сказал Леман, — я дам тридцать. У меня в кармане — удостоверенные чеки. Ну? Договорились?
— Нет, — покачал головой Простак, — так не пойдет, старина. Ради вашего же блага — не могу согласиться. Если у вас на совести будет лежать, что вы сладкими речами уговорили меня продать это великолепнейшее произведение за какие-то там тридцать штук, то вы до конца жизни не узнаете покоя. Перестанете спать по ночам. В шоу есть блестящая сцена в кабаре…
— Сорок!
— Простите?
— Да у меня всего пятьдесят. Хотите все? Вы что, думаете, я стараюсь вас облапошить?
— Нет-нет. Снимаю обвинение в злом умысле. К сожалению…
В этот момент раздался шум, будто пронесся порыв мощного ветра, дверь распахнулась, и в комнату, даже не постучавшись, ворвался Джек МакКлюр. Как и его бывший партнер, он очень спешил. При виде Лемана Джек резко затормозил, в крайнем изумлении.
— Вот как! — выдохнул он, одним восклицанием передавая целую гамму чувств.
— Так, — заметила Фанни, — дружок явился.
— Я считал, что мы друзья, — откликнулся Джек, и даже Дж. Бромли Липпинкотт, потрясенный таким бессовестным шедевром плагиата, не сумел бы вложить больше ужаса и негодования в пять коротких слова.
— Пытался меня обжулить? — Горящие глаза Джека прожгли мистера Лемана, потом он силой воли оторвал от него взгляд и повернулся к Простаку. — Вы уже продали ему спектакль?
— То есть шедевр?
Джек МакКлюр, обычно такой сдержанный, такой воспитанный, внезапно завопил в голос:
— Если еще нет, не продавайте! Он хочет вас ободрать.
— Мистер Леман? — поразился Простак.
— Он ничего не сказал про полицию?
— Я сказала, — вмешалась Фанни, и Леман бросил на нее взгляд, да такой, что, присутствуй здесь Дж. Бромли Липпинкотт, он первый признал бы, что этот взгляд превосходит все взгляды его собственного репертуара.