Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
— Почему вы это сделали? — спросил он снова.
— Не будем говорить об этом. Пожалуйста…
На мгновение он увидел ее лицо. В глазах у нее стояли слезы. Увидев это, Джимми совсем потерял голову.
— Вы не выйдете за него! — закричал он. — Это же чудовищно! Я вам не позволю. Вы и сами все понимаете. Вы должны знать, что вы значите для меня. Неужели вы думаете, что я допущу…
В тишине глухо заворчал гром, словно задремавший великан что-то пробормотал во сне. Черная туча, нависшая над холмом, подползла ближе. Жара была удушающая. Посередине озера, в каких-нибудь пятидесяти ярдах от лодки, лежал островок, прохладный
Джимми оборвал свою речь на полуслове и схватил весло.
С ближайшей стороны островка виднелся лодочный сарай — узкий ручеек, перекрытый дощатым навесом, где можно было уместить прогулочную лодку. Джимми завел туда каноэ в тот самый момент, когда обрушилась гроза, и развернул лодочку боком, чтобы можно было смотреть на дождь, хлеставший по озеру сплошными потоками.
Джимми снова заговорил, на этот раз чуть медленнее:
— По-моему, я полюбил вас сразу, как только увидел там, на пароходе. Потом я вас потерял. Потом каким-то чудом снова нашел и потерял опять. И снова нашел вас здесь, опять же чудом, но уж на этот раз я вас не потеряю. Вы думаете, я буду молча стоять и смотреть, как вас отнимает у меня этот… этот…
Он взял ее за руку.
— Молли, ведь вы не любите его! Если бы я думал, что любите, я не стал бы мешать вашему счастью. Я бы уехал. Но вы не любите! Не можете вы его любить! Он же ничтожество, Молли!
Он подался к ней, лодка сильно закачалась.
— Молли!
Она молчала, но впервые посмотрела ему прямо в глаза ясным и твердым взглядом. В ее взгляде Джимми прочел страх. Она боялась, боялась не его, чего-то другого, а чего именно — он не мог разобрать. Но в ее глазах сиял и свет. Свет этот затмевал страх, как солнце затмевает огонь, и Джимми притянул ее к себе и стал целовать, еще и еще, шепча какие-то невнятные слова.
Вдруг она рванулась прочь, дико отталкивая его. Лодка едва не черпнула бортом воду.
— Я не могу! — вскрикнула Молли, задыхаясь. — Не могу! Нельзя!
Он протянул руку, ухватился за поручень, идущий вдоль стены. Лодка пересталf раскачиваться. Он обернулся. Молли, спрятав лицо, всхлипывала тихо и безнадежно, словно потерявшийся ребенок.
Он потянулся к ней, но не решился прикоснуться. Он был совершенно оглушен.
Дождь стучал по деревянной крыше. В щели между досками капало. Джимми снял пиджак, нежно набросил ей на плечи.
— Молли!
Она подняла к нему мокрые глаза.
— Молли, любимая, что случилось?
— Я не должна. Нельзя.
— Я не понимаю!
— Нельзя, Джимми.
Он осторожно двинулся вперед, придерживаясь за поручень. Оказался рядом с ней и обнял.
— В чем дело, милая? Скажи мне. Она припала к нему, не отвечая.
— Ты же не из-за него волнуешься? Не из-за Дривера? Тут не о чем волноваться. Все будет очень легко и просто. Если хочешь, я сам с ним поговорю. Он знает, что ты его не любишь. И потом, у него в Лондоне есть девушка…
— Нет-нет. Не в этом дело.
— А в чем? Любимая, что тебя тревожит?
— Джимми… — Она запнулась. Он ждал.
— Да?
— Джимми, мой отец… он не захочет… отец… отец… он…
— Не одобряет меня? Она горестно кивнула.
Огромное облегчение охватило Джимми. А он-то вообразил… Он и сам не знал, что он такое вообразил — какоето громадное, непреодолимое препятствие, какую-нибудь всемирную катастрофу, которая навсегда оторвет их друг
— Придется ему ко мне привыкнуть, — легкомысленно заявил Джимми.
Молли безнадежно смотрела на него. Он не понимает, не может понять. Как же сказать ему? Отцовские слова и сейчас еще звенели у нее в ушах. Он жулик. Он «ведет свою игру». За ним следят. А она любит, любит его! О, как же сказать ему, чтобы он понял?
Она теснее прижалась к нему, вся дрожа. Он снова стал серьезным.
— Милая, не расстраивайся так. Тут уж ничего не поделаешь. Он переменится. Когда мы с тобой поженимся…
— Нет-нет! Ах, как же ты не понимаешь? Я не могу, не могу!
Джимми побелел. Он с тревогой всмотрелся в ее лицо.
— Постой, любимая! Что это значит — ты не можешь? Неужели это настолько важно, чтобы… чтобы… — он искал слово, — тебе помешать?
— Настолько, — прошептала она.
Ледяная рука сжала его сердце. Мир рушился, разваливался на куски прямо у него на глазах.
— Но… но… ты же любишь меня, — медленно проговорил он, словно пытался найти ключ к загадке. — Я… не понимаю…
— Ты и не поймешь. Ты мужчина. Ты ничего не знаешь. Для мужчины все совсем по-другому! Он с детства знает, что рано или поздно должен будет уйти из дома. Для него это естественно.
— Милая, но ведь и ты не можешь всю жизнь прожить дома! Все равно, за кого ты выйдешь замуж…
— Это совсем другое дело. Папа никогда больше не захочет разговаривать со мной. Я никогда больше его не увижу. Он Уйдет из моей жизни, Джимми. Я не могу. Ни одна девушка не смогла бы вот так выбросить двадцать лет своей жизни, как будто их и не было. Я буду постоянно мучиться, сама изведусь и тебя сделаю несчастным. Каждый день сотня разных мелочей будет напоминать мне о нем, у меня не хватит сил бороться с этим. Ты не знаешь, какой он хороший, как он меня любит. Сколько я себя помню, мы с ним всегда были друзьями. Ты видел его только снаружи, со стороны, а я знаю, что на самом деле он совсем другой. Он всю жизнь думал только обо мне. Он рассказывал мне такое о себе, чего никто и не подозревает, и я знаю, что все эти годы он трудился только ради меня. Джимми, ты не сердишься, что я все это говорю, нет?
— Продолжай, — сказал он, крепче прижимая ее к себе.
— Маму я не помню. Она умерла, когда я была совсем маленькая. Так что мы с ним всегда были вдвоем — пока не появился ты.
Воспоминания о тех далеких днях толпились перед ней, пока она говорила, заставляли ее голос дрожать — полузабытые милые пустяки, овеянные волшебным ароматом счастливого прошлого.
— Мы с ним всегда были заодно. Он доверял мне, а я доверяла ему. Мы всегда поддерживали друг друга. Когда я болела, он сидел со мной всю ночь, и не одну — много ночей подряд. Однажды у меня была всего лишь маленькая лихорадка, но я вообразила, что ужасно больна, поздно вечером услышала, что он пришел, и позвала его, а он поднялся ко мне и сидел до утра, держал меня за руку. Только потом я случайно узнала, что в тот день шел дождь, он весь промок. Он мог умереть из-за меня. Мы с ним были верными партнерами, Джимми, милый. Я не могу огорчить его теперь, правда? Это было бы нечестно.