Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
— А то, ваше превосходительство, что их слишком много.
— Слишком много!
— Да. И мы не станем с этим мириться! — воскликнул Арнольд Мельхталь.
Геслер подался вперед на троне.
— Повторите, пожалуйста, — сказал он.
— Мы не станем с этим мириться!
Геслер со зловещей улыбкой откинулся назад.
— А-а, — сказал он, — вон оно что! Не станете, вот как! Попросите пожаловать сюда господина верховного палача, — бросил он стоящему рядом стражнику.
Господин верховный палач вошел в приемную — любезный седовласый старичок в корректном черном
— Вызывали, ваше превосходительство?
— Всенепременно, — отозвался Геслер. — Наш гость… — (он указал на Мельхталя) — говорит, налоги ему не нравятся. Он не станет с ними мириться.
Палач укоризненно прищелкнул языком.
— Определитесь, что можно для него сделать.
— Само собой, ваше превосходительство. Роберт, — позвал он, — масло кипит?
— Сию минуту вскипело, — раздался голос из-за двери.
— Так неси, да смотри, не пролей.
(Те же и Роберт, в доспехах и черной маске, с большим котлом, из которого поднимаются клубы пара.)
— С вашего позволения, сударь, — вежливо обратился палач к Арнольду Мельхталю.
Арнольд посмотрел на котел.
— Да он горячий!
— Разогретый, — признал палач.
— Варить в кипящем масле незаконно.
— Можете подать на меня в суд, — сказал палач. — Прошу вас, сударь. Мы теряем время. Позвольте указательный палец на левой руке. Благодарю. Весьма обязан.
Он ухватил Арнольда за левую руку и окунул кончик пальца в масло.
— Ой! — подпрыгнул и воскликнул Арнольд.
— Не показывай ему, что тебе больно, — прошептал Вернер Штауффахер. — Притворись, будто не замечаешь.
Геслер снова подался вперед.
— Не желаете пересмотреть свой взгляд на налоги? — спросил он. — Вам теперь ясна моя позиция?
Арнольд признал, что, если на то пошло, какие-то убедительные моменты в ней есть.
— Вот и славно, — сказал наместник. — А как насчет налога на овец? Не станете возражать?
— Нет.
— А налог на коров?
— Самое то.
— На хлеб, на булочки, на лимонад?
— Лучше не придумаешь.
— Великолепно. Выходит, вы всем довольны?
— Еще бы!
— А остальной народ, как вам кажется?
— Тоже!
— И вы согласны? — спросил он Вальтера и Вернера.
— Да-да, ваше превосходительство! — вскричали те.
— Значит, все в порядке, — сказал Геслер. — Так я и думал: здравого смысла вам не занимать. Внесите небольшую сумму — шляпу вам протянет служащий слева от меня — за потраченное на вас время, а вы — (Арнольду Мельхталю) — добавьте скромную компенсацию за имперское масло, и мы останемся довольны друг другом. Уже? Вот и славно. До свидания, не споткнитесь на пороге.
Когда он закончил речь, троих представителей народа Швейцарии вывели из аудиенц-зала.
ГЛАВА II
Их встретила на улице толпа сограждан, которые по очереди подслушивали у замочной скважины парадного входа. Поскольку аудиенц-зал был с другой стороны дворца, через две двери, лестничный пролет и длинный коридор слышно было не очень хорошо, так что сограждане окружили вышедшую троицу и забросали
— Он отменил налог на варенье? — спросил Ульрих, кузнец.
— Что с налогом на печенье? — воскликнул Клаус Флюе, городской трубочист, большой любитель печенья-ассорти.
— Да ну их, чай и печенье! — вскричал его сосед, Майер Сарнен. — Я желаю знать, будем ли мы платить за овечьи стада.
— Что вообще сказал наместник? — спросил Иост Вайлер, человек практичный и прямолинейный.
Трое представителей нерешительно переглянулись.
— Н-ну, — решился наконец Вернер Штауффахер, — коли на то пошло, говорить он почти не говорил. Больше дела, меньше слов, сами понимаете.
— Я бы характеризовал его превосходительство наместника, — объяснил Вальтер Фюрст, — как трудного оппонента. Ему пальца в рот не клади.
Услышав про пальцы, Арнольд Мельхталь испустил стон.
— Короче, — продолжал Вальтер, — в ходе нашей краткой но интересной беседы он нас убедил. Ничего не выйдет, придется платить налоги, как раньше.
Воцарилась мертвая тишина. Несколько минут все обменивались разочарованными взглядами.
Молчание нарушил Арнольд Сева. Его не выбрали представителем, поэтому он затаил обиду и воображал, что все обошлось бы, будь он на их месте.
— В сущности, — съязвил он, — вы трое не справились с поручением. Не называя имен, рискну предположить, что кое-кто в нашем городе зарекомендовал бы себя лучше. В таких тонких материях нужен, если можно так выразиться, такт. Такт — вот что нужно. Конечно, если хочется выскочить у наместника под носом…
— Мы не выскакивали, — сказал Вальтер Фюрст.
— …с криком «отмените все налоги»…
— Мы не кричали, — сказал Вальтер Фюрст.
— Я не могу говорить, когда меня постоянно перебивают, — упрекнул Арнольд Сева. — Так вот, я продолжаю: необходимо прибегнуть к такту. Такт — вот что нужно. Избрали бы представителем швейцарского народа меня — заметьте, я не говорю «должны были», просто если бы избрали — я принял бы такую линию поведения. Твердым шагом, но без развязности, войдя в приемную тирана, я бы сгладил неловкость, отпустив невинное замечание о погоде. Как только беседа завязалась, остальное, считайте, сделано. Я бы выразил надежду, что его превосходительство хорошо пообедал. Когда разговор заходит о еде, нет ничего проще, как заметить, насколько излишни налоги на пищевые продукты, и все было бы благополучно слажено, подожди вы немного. Я не намекаю, кого следовало выбрать, просто поясняю, как бы я действовал, будучи представителем швейцарского народа.
Арнольд Сева с оскорбленным видом подкрутил усы. Друзья немедленно предложили дать ему шанс, ободренные сограждане отвечали согласным гулом. В итоге колокольчик У входа во дворец снова зазвонил, Арнольд Сева вошел, и Дверь за ним захлопнулась.
Через пять минут он вышел, посасывая левый указательный палец.
— Нет, — произнес он, — не вышло. Тиран меня убедил.
— Я знал, что так и будет, — сказал Арнольд Мельхталь.
— Могли бы предупредить, — отрезал Арнольд Сева, приплясывая от боли.