Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Однако Селию он потерял. Сама эта мысль исторгла из него стон, и тот еще не умолк, когда на мостике послышались легкие шаги. К нему приближалась особа женского пола. Внезапно тишину нарушил крик.
Смолвуд истолковал его неправильно. Он решил, что на него кричит Эгнес, и, перемахнув через перила, кинулся в воду. Вынырнув и пытаясь за что-то ухватиться, он наткнулся рукой на мокрую, мохнатую субстанцию. Напоминала она то ли губку, то ли влажный ковер. Только ощутив острую боль в большом пальце, он понял, что это — пекинес
Бремя скатилось с души. Если здесь Пербрайт, здесь Селия. Она, не Эгнес, стоит на мостике. И он поспешил выбраться на берег, одновременно надеясь стряхнуть собачку.
Та укусила его еще раза два, но боль исчезла, когда он увидел глаза Селии. Они были круглые, большие, сияющие любовью.
— О, Смолвуд! — воскликнула она. — Слава Богу, ты здесь. Если бы ты не действовал так быстро, он утонул бы!
— Ну, что ты, — скромно сказал он. — Какая чепуха.
— Чепуха? Прыгнуть вот так в воду? Да за такие подвиги дают медаль.
— Присутствие духа, — объяснил Смолвуд. — У одних оно есть, у других его нет. Как это случилось?
— Из-за Сидни Макмердо.
— Из-за Сидни?
— Да. Пербрайт плохо себя чувствовал, и я попросила поехать за ветеринаром. Но Сидни сказал, что лучше дать ему портвейна. Мы налили целое блюдце, ему вроде бы понравилось. Потом он визгливо залаял и выбежал из дома. Вернулся он как во сне. Я решила с ним погулять. Когда мы дошли до мостика, он закачался и упал. Наверное, голова закружилась.
Смолвуд присмотрелся к пекинесу и различил сквозь мглу симптомы сильного похмелья.
— Конечно, — продолжала Селия, — я немедленно расторгла помолвку. Я вынесу человека, который любит подшутить. Я допускаю, что джентльмен не любит животных. Но или одно, или другое. Вместе — нет уж, это слишком.
— Так ты не выйдешь за Макмердо?
— Конечно.
— Какое совпадение! А я как раз не женюсь на Эгнес.
— Не женишься?
— Нет. Так что…
— Да, правда?
— Мы оба свободны, и…
— Вот именно.
— Селия!
— Смолвуд!
Взявшись за руки, они перешли мостик. Вдруг Селия вскрикнула, от чего пекинес часто заморгал.
— Ты не знаешь самого плохого, — проговорила она. — Он посмел сказать, что ты рекомендовал это средство.
— Каков подлец!
— Я знаю, что он лжет. Ты даешь только хорошие советы. Помнишь, насчет этой огромной собаки? Выпив вина, Пербрайт ее встретил и разрядил свои эмоции в две минуты. Теперь они лучшие друзья. Я всегда буду тебя слушаться.
Смолвуд Бессемер снова взвесил все «за» и «против». Склонность давать советы освободила его от Эгнес. С другой стороны, если бы не эта склонность, Эгнес вообще не вошла бы в его жизнь.
— Знаешь, — сказал он, — Бог с ними, с советами. Надо будет попросить, чтобы мне дали другую работу — например, светские новости
ГАНДИКАП — 0
Молодой человек в штанах для гольфа благоговейно посмотрел на Старейшину, с которым сидел над газоном. Словно фокусник, вынимающий кролика из цилиндра, он извлек из нагрудного кармана фотографию и протянул ее собеседнику. Тот внимательно в нее вгляделся.
— Об этой девушке вы и говорили?
— Да.
— Вы ее любите?
— Безумно.
— Как это влияет на игру?
— Я иногда ударяю немного в сторону. Старейшина кивнул.
— Простите, — сказал он, — но я не удивлен. Или это, или легкий удар, что-нибудь да портится. Видимо, игроки в гольф не должны влюбляться. Они дорого за это платят. И как иначе? Думают о девушке и не смотрят на мяч. С другой стороны, есть Харольд Пиккеринг.
— Кажется, я его не знаю.
— Он был до вас. Снимал тут домик. Гандикап — четырнадцать, но через месяц любовь свела его к нулю.
— Быстро, однако!
— Да. Позже он вернулся к десяти, но факт остается фактом. Если бы не любовь, ему бы в жизни не стать классным игроком.
Я встречал его в клубе (сказал Старейшина), прежде чем мы познакомились, и что-то мне подсказывало, что рано или поздно он откроет мне душу. По какой-то причине, быть может — из-за седых усов, я привлекаю людей, стремящихся поведать историю своей жизни. Сижу как-то здесь, тихо пью джин с джинджером, а он подходит, кашляет, словно овца с бронхитом, и начинает свою повесть.
Она была занятна и романтична. Наш герой служил в издательстве, точнее — был его совладельцем, и незадолго до приезда повел переговоры с Джоном Рокетом о покупке его мемуаров.
Конечно, это имя вам знакомо. Если вы изучали историю, вы вспомните, что Рокет дважды победил на Британском Любительском чемпионате и трижды — на Открытом. Он давно оставил соревнования, предпочитая свободную, привольную жизнь, и Харольд Пикеринг явился к нему, когда он праздновал серебряную свадьбу. Там была вся родня — бабушка, когда-то прекрасно игравшая в гольф; жена, бывшая чемпионка Британии; три сына — Бункер, Кубок и Ниблик, две дочери — Лу и Клу, от «Лунка» и «Клюшка». Гандикап у всех равнялся нулю.
Можете себе представить, как чувствовал себя человек с гандикапом четырнадцать. Но любовь не знает различий. Через десять минут Харольд влюбился в юную Лу, а через неделю открыл ей свои чувства.
— Несомненно, я сошел с ума… да, с ума, — сказал он, задумчиво жуя сэндвич. — Как мог я помыслить, что девушка без гандикапа, сестра истинных звезд, дочь чемпионов, снизойдет к такому ничтожеству? Произнося первые слова, я увидел на ее лице удивление и ужас. «Произнося» сказано сильно, я, скорее, квакал. Но и этого хватило. Она поднялась и вышла из комнаты. А я приехал сюда…