Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Сидни Макмердо еще мрачнее нахмурил густые брови, глядя вслед Сирилу, удалявшемуся легкой походкой. Он повернулся к приятелю, который подошел к нему, и хрипло спросил:
— Кто этот тип?
— Такой Грули, — отвечал приятель. — Приехал в отпуск.
— Какой у него гандикап?
— Это я знаю, видел на доске. Двадцать четыре.
— Ой! — крикнул Сидни, хватаясь за горло. — Ой, умираю!
Тем временем Сирил обогнул клуб и вышел на лужайку для тренировки. Там отрабатывала подсечку чрезвычайно объемистая женщина, и он залюбовался ее мастерством.
Он ахнул. Мир безупречной красоты закружился перед его взором, словно Артур Меррей, несколько спеша, учил этот мир танцевать. Когда все улеглось, и туман рассеялся, Сирил знал, что перед ним — его богоданная подруга. Да, пишет романы, несомненно — плохие, но что с того? Может быть, она это перерастет. Во всяком случае, ради великой игры он обязан связать судьбу с игроком такого класса. Вот он, идеальный союз.
Издатель в таких случаях не колеблется. Через мгновение он уже стоял на лужайке, обнимая Эгнес.
— Старушка! — сказал он. — Ты несравненна!
Перед Эгнес лежало два пути. Она могла грозно выпрямиться, сказать «Сэр!» и стукнуть его тяжелой клюшкой; могла и вспомнить, что он — издатель, а у нее в сумке — три копии романа. Она избрала второй. Когда Сирил предложил провести медовый месяц в Шотландии, она охотно согласилась. Если мысль о Сидни посетила ее, то в таком виде: какой, однако, остолоп, не разбирается в словесности!
Такие сцены забирают много сил, и мы не удивимся, что молодой Грули направился в бар. Там он обнаружил профессора, который, как обычно, пил лимонный сок. Жара способствует жажде, и все эти дни он не отрывал от губ соломинку.
— А, Сирил! — воскликнул он. — Ничего, что называю по имени? Кстати, жуткое имя. Как дела?
— Прекрасно, Пепперидж, — отвечал издатель. — Медаль, я думаю, за мной. Я сделал шестьдесят два удара, что, если вычесть гандикап, дает тридцать восемь. Вряд ли у кого-нибудь лучшие результаты.
— Да, вряд ли. Поздравляю.
— Это не все. Я женюсь на самой лучшей в мире девушке.
— Вот как? Еще раз поздравляю. А кто она?
— Эгнес Флек.
Профессор вздрогнул, с его нижней губы упала лимонная капля.
— Эгнес Флек?
— Да.
— Вы, часом, не ошиблись?
— Нет.
— Мда-а…
— Что значит «мда»?
— Я подумал о Макмердо.
— А он тут при чем?
— Он тоже собирается на ней жениться. Я слышал, как он обращается с женихами своей бывшей невесты. Вы знаете Пиккеринга?
— Да, знаю.
— Тоже обручился с этой Эгнес и спасся только потому, что ударил его головой в жилет. Если бы не редкая прыть, из него бы сделали, скажем так, рагу «Издатель». А может, Макмердо просто попрыгал бы на нем в спортивной обуви.
Пришла очередь Сирилу сказать «мда», и он сказал, причем весьма выразительно. Образ Сидни отпечатался на его сетчатке. Весть о том, что внешность
Когда он сидел и думал, что же делать, дверь распахнулась, и бар наполнился Макмердо. Профессор был прав, он сердился. Глаза сверкали, уши ходили ходуном, зубы уподобились кастаньетам. Словом, вылитая горилла, разве что он не бил себя кулаками в грудь.
— Хо! — сказал он, увидев противника.
— А, Сидни, — откликнулся тот. — Привет.
— Какой я тебе Сидни? — спросил Макмердо. — Эгнес говорит, вы с ней обручились.
Сирил сбивчиво ответил, что речь об этом, в сущности, шла.
— Ты ее обнимал.
— Да так, отчасти.
— И целовал.
— С великим почтением.
— В общем, за моей спиной ты, как последний гад, увел у меня невесту. Если не затруднит, выйдем отсюда на минуточку.
Сирил выходить не хотел, но выбора не было. Выходя, он с удивлением заметил, что с ним идет профессор, глядя на Макмердо тем взглядом, который придавал ему сходство с Фракенштейном в плохом настроении.
— Не сочтите за труд, мистер Макмердо, — сказал он, — посмотрите мне в глаза. Спасибо. Так я и думал. Вас одолевает дремота. Веки опускаются. Вы спите.
— Нет, не сплю.
— Спите-спите.
— А верно! — удивился Сидни, мягко опускаясь в шезлонг. — Возьму-кая, посплю.
Профессор еще помахал руками, и Сидни Макмердо дернулся. Он посмотрел на Сирила, но совсем другим взором, нежным, умиленным.
— Мистер Грули, — сказал он.
— Да?
— Я поразмыслил и решил, как это ни трудно, что нельзя думать только о себе. Бывают случаи, когда надо собой пожертвовать. Вы любите Эгнес, Эгнес любит вас, и я не буду вставать между вами. Сердце мое разбито, но главное — чтобы она была счастлива. Берите ее, я благословляю вас, если благословение конченного человека что-то значит для вас. Пойду в бар, выпью джину с тоником.
— Прекрасное завершение ваших сегодняшних успехов! — сказал профессор, когда за Сидни закрылась дверь. — Лучший способ уладить мелкие трудности — гипноз и еще раз гипноз. Жертвенная речь получилась неплохо, а? В самом тонком вкусе. Что ж, теперь вас можно разгипнотизировать. Потерпите минуточку, — и профессор выплеснул сок ему в лицо.
Очнувшись, Сирил вскрикнул:
— Ой, Господи!
— Простите? — не понял профессор.
— А вот скажите, — дрожащим голосом спросил Сирил, — действительно ли предложение под гипнозом?
— Вы имеете в виду мисс Флек?
— Да. Я предложил ей руку. Но через три недели я женюсь на другой! Помните Патрицию Бинстед?
— Прекрасно помню.
— Вот на ней. Что мне делать? Вы не могли бы загипнотизировать Эгнес? Внушите ей, что я — первостатейный мерзавец.
— Пара пустяков.
— Тогда — не откладывайте. Скажите, что у меня гандикап гораздо больше. Скажите, что я пью без просыпа. Скажите, что я советский шпион Грулинский. Скажите, что у меня уже есть две жены. В общем, сами знаете, что говорить!