Том 18. Лорд Долиш и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

Я перестал хохотать и подкрепился глотком виски.

— Мне нужно обсудить вопрос чрезвычайной важности, — торжественно начал я, с раздражением отметив, что слова во фразе почему-то слились в одно. — Мне… нуж-но… об-судить… во-прос… чрез-вы-чай-ной… важности.

— Он принес вам очень милые цветы, — встряла в разговор мисс Уичерли.

Хозяйка дома встретила эту новость без особого восторга. Я не чувствовал себя в силах поднять букет и подвинул его в сторону Эйприл ногой. Она взглянула на цветы, как мне показалось, несколько отстраненно. Только сглотнула

раз-другой, будто старалась подавить какие-то сильные чувства.

— Ты не можешь оставаться здесь, — проговорила, наконец, она с некоторым усилием. — Мисс Уичерли пришла взять у меня интервью.

Я сразу заинтересовался.

— Так вот вы кто, стало быть!

— Да, — кивнула гостья. — Я репортер «Лос-Анджелес Кроникл». Вы позволите мне вас сфотографировать?

— Валяйте.

— Нет-нет, не ставьте бокал, пусть будет как есть! — засуетилась она. — И сигарета пусть будет во рту. Вот так, просто замечательно!

Эйприл тяжело перевела дух.

— Может быть, — осведомилась она, — вы предпочли бы остаться вдвоем:

— О нет, не уходите, — гостеприимно улыбнулся я.

— Нет, что вы! — подхватила мисс Уичерли. — Я возьму интервью у вас обоих. Не каждый день удается застать вас вместе.

— Вот именно! — воскликнул я. — Убить двух зайцев, отличная идея! Чертовски удачно придумано! Давайте, валяйте…

Я уселся поудобнее и прикрыл глаза, чтобы лучше слышать. В следующий момент, когда я их открыл, мне показалось, что голова моя в значительной степени прояснилась, и надоедливый гул практически исчез. Надо полагать, я задремал на минутку-другую. Эйприл Джун что-то рассказывала.

— Нет, — произнесла она тихим нежным голосом, — я не из тех девушек, кто думает только о себе и о своей карьере. Для меня кинематограф — это все. Я тружусь исключительно ради его успехов, не заботясь о собственной выгоде. Многие на моем месте возмутились бы, когда во время последних съемок режиссер в открытую продвигал нашего любимца Джо Кули и отдавал ему лучшие сцены… — Она замолчала, бросив в мою сторону нежный взгляд. — Ты уже проснулся? Да-да, я о тебе говорю, милый мой воришка! — От ее очаровательной лукавой улыбки я готов был пасть на колени. — Противный, противный воришка!

— Да, в последний раз все это заметили, — кивнула репортерша с лошадиной физиономией.

— Еще бы не заметили! — Эйприл рассмеялась звонким серебристым смехом. — Я с самого начала поняла, к чему клонит режиссер, но сказала себе: «Мистер Бульвинкль обладает огромным опытом, и он лучше знает, что делать. Если ему нужно, чтобы я ушла в тень для пользы дела, то я с удовольствием выполню его желание». Успех картины — это единственное, что имеет значение. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?

Мисс Уичерли ответила, что прекрасно понимает, и добавила, что такие чувства делают ей честь.

— О нет! — воскликнула Эйприл. — Просто я артистка, вот и все. Настоящий артист не может позволить себе быть личностью, он должен стать частью картины.

На этом ее роль в представлении, в общем, и закончилась. Репортерша, убедившись, что последние остатки

сна покинули меня, повернулась и попросила высказаться о том, как обстоят дела в кинематографе. Я же, со своей стороны, имея довольно четкие соображения по поводу фильмов, охотно подхватил нить разговора и больше уже ее не терял. Изложил подробно, что, по моему мнению, в них плохо, а что хорошо, отпустил несколько критических замечаний в адрес известных актеров — иногда резких, но вполне справедливых, — одним словом, разошелся вовсю. Мне импонировала возможность выразить, наконец, свои взгляды, поскольку прежде все попытки поговорить на эту тему в «Трутнях» наталкивались на сопротивление аудитории и попытки заткнуть мне рот.

Примерно за десять минут мне удалось выстроить логически вполне связную речь, после чего мисс Уичерли сказала, что все было крайне интересно, и теперь она располагает великолепным материалом для завтрашнего номера, но должна спешить в редакцию, чтобы успеть написать текст. Эприл пошла ее провожать, в то время как я, обнаружив, что во время давешней гонки на выживание у меня развязался шнурок, встал из кресла и наклонился его завязать.

Все еще находясь в соответствующей позе, я услышал позади себя легкие шаги Эйприл.

— Минуточку, — сказал я, — мне только…

Дальнейшие слова застряли у меня в глотке. В тот момент, когда я собирался их произнести, мой организм испытал сильнейшее болезненное потрясение, я стремительно полетел головой вперед и со всего маху врезался в диван. В первый момент мне показалось, что произошел один из тех подземных толчков, которые, как известно, представляют собой неотъемлемую часть жизни калифорнийцев, но ужасная правда тут же вспыхнула в моем сознании.

Женщина, которую я любил, дала мне пинка в зад!

22

Поднявшись на ноги, я чувствовал себя так, словно в меня на полном ходу врезался сзади почтовый экспресс. Эйприл Джун стояла подбоченившись и молча мерила меня взглядом, скрипя зубами. Мой ответный взгляд выражал упрек и изумление. Наверное, точно так же смотрел в свое время Юлий Цезарь на Брута. — Эй! — ошеломленно воскликнул я.

Впрочем, описать мое состояние как ошеломление означало бы передать лишь слабую тень того, что творилось под оборками моей детской рубашки. Я растерялся до такой степени, что едва помнил себя. Да и мало кто в подобной переделке смог бы сохранить олимпийское спокойствие.

К тому времени я уже достаточно освоился с мыслью, что любой бедолага, которого угораздило напялить на себя шкуру малыша Джо Кули, должен быть готов к любой неожиданности. Упорные попытки нанести мне телесные увечья со стороны всяких там Т. Мерфи и О. Флауэров вполне укладывались в привычный порядок вещей. Если бы мне вот так наподдала мисс Бринкмайер, я прекрасно понял бы ее и, возможно, даже посочувствовал. Однако новый поворот событий совершенно выбил меня из колеи. Эпизод с Эйприл Джун в роли раздавательницы пинков, как выразился бы мистер Бринкмайер, решительно не желал укладываться ни в какой сценарий.