Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
— Нюрка! Ты? Здесь?
Девушка. Прочь! Не лапай. Я замужем…
Куманёк ошеломлён. Перед его глазами — встаёт прошлое. Он гуляет с этой девушкой, обняв её за талию.
Лёнька в стороне допрашивает парня, лет 17:
— Бьют?
— Нет.
— А сами друг друга бьёте?
— Тоже не бывает.
— Врёшь?
Парень говорит с Лёнькой улыбаясь.
— И — не воруете?
— Не требуется. Всё наше, а у
Лёнька рассердился, толкнул парня кулаком в живот, кричит:
— Ты чего мне врёшь, пузатый чёрт? Что я — маленький? Скажи на милость — не пьёт он, не дерётся, не ворует, во святые попал, сукин кот!
Парень хохочет. Его и Лёньку окружают другие.
Другой парень, тоже встретив старого приятеля; беседуют:
— Как же вы с девицами? Свободно?
— Мы не собаки, мы от собачьей жизни отказались.
— Холостыми живёте?
— Женимся. Только с разрешения общего собрания. Женимся и на деревенских. Вот сегодня свадьба будет, наш парень деревенскую берёт…
А в начале жизни колонии: пришли мужики и сердито говорят заведующему:
— Вы, товарищи, воров поселили тут под боком у нас. Это нам — вредно. Мы упреждаем, что ежели воровство начнётся — заведение это со всех концов вспыхнет, а ворам черепа побьём. Мы это честно упреждаем.
Свадьба. Пляски, пение, музыка. Лёнька внимательно смотрит на всё. Говорит соседке, девице:
— Это зачем тут мужики?
— Отец невесты, родные её. А — что?
— Ничего. Балаган это. Подстроено всё. Вроде цирка… Обманываете.
Отошёл прочь.
Узбек разговаривает с негром:
— Почему чёрный? Это больной ты?
— Я негр потому что.
— Ну? Били тебя?
— Нет, природа такая.
— Смеются над тобой?
— Нет. Здесь товарищи хорошие.
Узбек, сплюнув, отходит прочь, останавливается, размышляя. Мимо идёт девица, остановил её:
— Подожди. Ты — проститутка?
— Я трикотажница, а ты — глупый мальчишка. Дурак — понял?
— Подожди. Если я тебя обидел, надо меня бить. Почему не бьёшь?
Девица смеётся, спрашивает:
— Ты кто?
Взяла его под руку, кричит кому-то:
— Миша, поди-ка сюда!
Лёнька около духового оркестра, рассматривает корнет-а-пистон. Музыканты готовятся играть, корнетист взял инструмент из рук Лёньки. Играет. Лёнька, очарованно улыбаясь, смотрит на корнетиста.
Кипит свободное веселье.
Куманёк и Узбек — в стороне, к ним идёт
Куманёк. Ловко устроились.
Узбек. У меня голова колесом вертится — так!
Показывает руками, как вертится голова.
Лёнька. Весело живут, черти! Музыка своя. И — всё.
Куманёк. Книг — до тысячи.
Лёнька. Буду проситься сюда…
Куманёк. Не примут.
Узбек. Здесь работать надо, мы не умеем.
Лёнька. В музыканты попросимся.
Снова в Николо-Угреше
Человек пятнадцать парней, раскачивая бревно, вершков четырёх толщиной, таранят им стену монастыря. Сыплется разбитый кирпич.
На дворе ломают койки монахов, делают из них санки. Но некоторые уже чинят поломанные койки, не давая их ломать. Из-за этого дерутся. Подходит мастер, слесарь.
— Не так, ребята. Дайте поучу.
В одном из помещений монастыря человек двадцать столярят, делают инкубаторы. Один из парней сделал шкатулку для себя, любуется ею. Другой — табуретку. Сравнивают работу, хвастаются.
Лёнька достал где-то измятую валторну, пробует играть на ней, ничего не выходит. Идёт к инструктору-слесарю:
— Ну-ка, почини, чтобы играла.
— Этого я не умею сделать.
— Так чего же треплешься здесь?
Всё время слышны глухие удары тарана в стену. В общем для большинства скучно. Ребята валяются на дворе группами, кое-где пробуют петь. В одной группе беседует Куманёк, в другой — Узбек.
На дворе появились Яков и Сергей.
Стену протаранили, образовалась большая дыра. Один из мальчиков лезет в неё, но раком пятится назад. Вылез, отряхивается.
— За стеной — мент с прутом в руке. Зря долбили.
Идут двое ребят. У одного на поясе шесть ложек, на шее несколько полотенец. Другой обёрнут простынёй, одеялом. Сергей спрашивает их:
— Куда же вы?
— Гуляем.
— А это — вещи куда?
— Выиграли в карты. Продаём. Купи?
Человек триста собралось в церкви. Яков на амвоне. Ловит муху: ему рукоплещут. Кто-то кричит: «Эх, гармошки нет! Сплясать бы».
Яков. Вы бы, черти, работали, тогда и музыка будет.