Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Дроздов. Мы живём среди хитрого народа, словам надо верить осторожно.
(Людмила вышла, ставит на стол две бутылки пива, стаканы.)
Людмила. Вы что же — откупорили бутылки, а — не пьёте? Испортится.
Терентьев. Это — да!
Дроздов. Вчера у Сомова был большой буржуазный выпивон и разъедон. Жена его, эдакая — просят руками не трогать — в платье сопливенького цвета. Какая-то толстуха в красном… как мясная туша. Троеруков
Терентьев. Пускай веселятся, лишь бы честно работали…
Дроздов. Честно! Сие последнее есть самое главное, как говорил один товарищ у нас в кружке… лет пятнадцать тому назад…
Терентьев. Тебе — сколько?
Дроздов. Тридцать три. Шахтинский процесс…
(Входит Миша.)
Миша. Товарищ Дроздов, — за Селищами раненого нашли…
Людмила. Сашу Осипова?
Миша. | Неизвестно ещё…
Дроздов. | Почему ты думаешь, что Осипова?
Людмила. Он говорил мне, что грозят избить его…
Дроздов. Кто?
Людмила. Да — не знаю я!
Дроздов. Ну, надо ехать…
Людмила. Наверно, наверно, Сашу Осипова…
Терентьев. Не кричи! Ещё не установлено.
Людмила. У вас — всё не установлено! И кто клуб поджигал, и кто Маше Валовой голову проломил.
Миша. Я — с вами, товарищ Дроздов, — можно?
Китаев (идёт). Почему шум?
Людмила. Осипова Сашу избили.
Китаев. Хулиганил, наверно…
Людмила. Врёте!
(Крыжов проснулся, слушает, набивая трубку.)
Китаев. Почему — вру?
Людмила. Он про вас в стенгазете писал, вот почему!
Китаев. Кто под пулями гулял, тому стенгазета — муха!
Крыжов. Убили кого-то?
Терентьев. Рабкора ранили.
Крыжов. Эта мода и у нас есть. У нас сразу видно: кто рабкора считает врагом, доносчиком — значит, это чужой человек, не наш.
Людмила. Ай, как хочется мне туда!
Крыжов. На покойника поглядеть?
Людмила. Да — не покойник…
Крыжов (с упрямством старика). В покойнике ничего интересного нету. (Китаеву.)Дремал я тут, слышал, экую чепуху городил ты, парень!
Китаев. Ты — стар, тебе моих мыслей не понять!
Крыжов. Где понять! Глупость — трудно понять. А этот, который с тобой балагурил, —
Китаев (отходит). Не любишь молодых-то?
Крыжов. Зачем? Молод да умён — два угодья в нём. Осердился. Вот теперь, отдохнув, я бы поел…
Терентьев. Идём.
Людмила. Ну вот, нашли время…
(Уходят. Китаев пьёт пиво. Появляется Троеруков.)
Троеруков. Опаздывают певцы.
Китаев. Придут. Петь — не работать, придут!
Троеруков. Вы, товарищ Китаев, шофёром были?
Китаев. Кто тебе сказал?
Троеруков. Не помню.
Китаев. Ну, а если — был, так — что?
Троеруков. Правда, что шофёр так может срезать человека крылышком автомобиля, что никто не заметит?
Китаев (пристально разглядывая его). И человек этот — не заметит?
Троеруков. О нём — речи нет.
Китаев. Так. А… зачем ты спрашиваешь?
Троеруков. Чтобы знать. Меня ловкость интересует. И — не верю, что это можно сделать безнаказанно.
Китаев (не сразу). Ты — чему учишь? Петь?
Троеруков. Да.
Китаев. Ну и — учи! Автомобиль тебя не касается.
Троеруков. И — хорошо! А то — коснётся крылышком, и — нет меня!
Китаев (смотрит на него). Это… какая же мелодия в башке у тебя?
Троеруков. Это просто любопытство. Вот, начинают собираться наконец! Товарищи! Сильно опаздываете…
(Идут: Дуняша, ещё две девицы, двое рабочих.)
Китаев (посмотрев на них, берёт бутылку пива). Предлагаю выпить! Кто — за? Кто — против? Воздержавшихся — нет? Принято единогласно… (Наливает, пьёт.)
(Собрались певцы. Дуняша и Людмила запевают.)
Вдоль да по речке, Вдоль да по Казанке Серый селезень плывёт.(Китаев подошёл и тоже поёт. На террасе — Крыжов, хохочет, притопывая ногой. Терентьев, Арсеньева, глядя на него, тоже смеются.)
Китаев. Эх, мать честная! Здорово, ребята! (Кричит.)
А мы его по макушке Бац, бац, бац!