Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Лисогонов. Любишь ты, Марья Ивановна, насмешки…
Титова. А что мне любить осталось?
Анна. Лидия сказала — кружева продаёте?
Лисогонов. Я? Нет. То есть я хотел… но могу и продать.
Анна (рассматривает кружева). Русские…
Лисогонов. Не знаю-с. (Титовой.)Нам, обойдённым людям, смеяться друг над другом не
Титова. Разве я со зла смеюсь? Я — от удивления. Гляжу вот на тебя, сома, и — смешно: как это сом допустил, что ерши на сухое место загнали его и стал он ни рыба, ни свинья?
Анна. Марья Ивановна грубовато говорит, такая у неё манера, а говорит она всегда умно.
Лисогонов. За это, за ум и прощается ей…
Титова (рисуясь). И на пролетариев смотрю — удивляюсь! Ах ты, думаю, пролетариат, пролетариат, и куда ты, пролетариат, лезешь?
Лисогонов. Н-да… Величайшие умы и силы, от Христа до Столыпина, пробовали жизнь по-новому устроить…
Анна. Надолго испортили жизнь.
Титова. А, бывало, придёшь к частному приставу, дашь ему кусочек денег, скажешь: «Ах, какой вы чудный!» Верит, идиот, и способствует.
Анна. В полиции офицера гвардии служили…
Лисогонов. И все были сыты…
Титова. И везде, на всех видных местах, благожелательные идиоты сидели…
Анна (обиженно). Но — почему же идиоты?
Титова. Так уж теперь считают их, а они, конечно, просто благожелательные были. Я хорошо людей знаю, у меня ведь магазин модный был и отделеньице наверху для маленьких удовольствий. Посещали меня всё богачи да кокоточки, генералы да ренегаты…
Анна. Позвольте, — какие ренегаты?
Титова. Ну, эти… как их? Деренегаты.
Анна. Дегенераты?
Титова. Вот, вот! Попросту — выродки…
Анна. Смешная вы.
Титова. Я — добрая, я никого не хаю, все люди кушать хотят и удовольствия немножко.
Лисогонов. И уж не так жадны, брать — брали, да — не всё! А поглядите, до чего теперь жадно стали жить!
Анна. Да, да! Всякую дрянь собирают, какое-то утильсырьё, это в России-то! Какой стыд перед Европой!
Титова. А что им Европа? Они вон мордву грамоте научили…
(Дуняша — выглянула с половой щёткой в руке.)
Анна. Пойдёмте в лес, посидим там.
Титова.
НаЛисогонов. Земля у нас золотом плюётся, так сказать…
Анна. Как ваши дела?
Лисогонов. Да — что же? Вокруг — строятся, а мой заводик стоит, как был. Случится что-нибудь… переворот жизни, например, — у всех прибыло, всем — пристроено, а я окажусь, как есть, в нищих…
Титова. Врёшь, Евтихий! Деньжонки у тебя есть…
Лисогонов. Какие? Где?
Титова. Золотые. Спрятаны.
Анна. Сколько же вы хотите за кружево?
Лисогонов. Да… как сказать? Кружево редкое.
(Ушли. Дуняша вышла, убирает со стола, напевая. Метёт.)
(Входит Фёкла.)
Фёкла. Ты что это, Дунька, замёрзла? Скоро час, а у тебя не убрано.
Дуняша. Не хулигань, старуха! Вон тараканы-то, только что выползли отсюда.
Фёкла. Титова-то бо-огатая была! Дом свиданий держала в Москве.
Дуняша. Это что за дом?
Фёкла. Вроде публичного для замужних.
Дуняша. Старик тут о перевороте говорил.
Фёкла. А о чём ему говорить? Они все тут кругом только об этом и говорят. (Взяла два куска сахара.)Без стыда, без страха. Вон они уселись, три мухомора.
Дуняша. Ты бы сахар-то не брала.
Фёкла. Ничего, я — не себе, а ребятишкам сторожа. (Смотрит в деревья.)Ты на кого сердишься?
Дуняша. Рабочая, крестьянская власть, а господа остались, — вот на кого.
Фёкла. Не сердись, они — старенькие, помрут скоро! Глупые. В старости надобно бы хорошо жить, в старости — ни жарко ни холодно, ничему не завидно.
Дуняша. Замолола!
Фёкла. Верно говорю! В молодости живёшь — беспокоишься в кого влюбиться да — как — нарядиться, я вот всё это исполняла, да дурочкой и осталась. (Дуняша ушла, Фёкла, позевнув, дремлет.)А скоро мне, Феклуше, — каюк! Вот эдак-то и с тобой будет, Дунька… Значит — учись! Все учатся… гляди-ко! Не будешь учиться, — проживёшь как мышь… в погребе…
(Лидия, Богомолов [выходят] из комнат.)
Лидия (Фёкле). Вы что тут делаете?