Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Звонцов. Тише… (Отошёл, говорит поучительно.)Н-да… Следует взять себя в руки. Надобно учиться…
Варвара. Она предпочитает говорить дерзости и пускать мыльные пузыри с Антониной…
Шура. Ну и пускаю. Люблю пускать пузыри. Что тебе — мыла жалко?
Варвара. Мне жалко — тебя. Я не знаю — как ты будешь жить? Из гимназии тебя попросили удалиться…
Шура. Неправда.
Варвара.
Звонцов. Она хочет музыке учиться.
Варвара. Кто?
Звонцов. Шура.
Шура. Неправда. Я не хочу учиться музыке.
Варвара. Откуда же ты это взял?
Звонцов. Разве ты, Шура, не говорила, что хочешь?
Шура (уходя). Никогда не говорила.
Звонцов. Гм… Странно. Не сам же я выдумал это! Ты, Варя, очень сердито с ней…
Варвара. А ты слишком ласков.
Звонцов. Что значит — слишком? Ты же знаешь мой план…
Варвара. План — это план, но мне кажется, что ты подозрительно ласков.
Звонцов. Глупости у тебя в голове…
Варвара. Да? Глупости?
Звонцов. Сообрази сама: уместны ли в такое серьёзнейшее время сцены ревности?
Варвара. Ты зачем сюда спустился?
Звонцов. Я? Тут… объявление одно в газете. И лесник приехал, говорит: мужики медведя обложили.
Варвара. Донат — в кухне. Объявление — о чём?
Звонцов. Это, наконец, возмутительно! Как ты говоришь со мной? Что я — мальчишка? Чёрт знает…
Варвара. Не кипятись! Кажется — отец приехал. А ты в таком виде.
(Звонцов поспешно идёт вверх, Варвара — встречать отца. Шура в зелёной тёплой кофте и в зелёном колпаке бежит к телефону, её перехватил и молча прижал к себе Булычов, за ним идёт поп Павлин, в лиловой рясе.)
Булычов (сел к столу, обняв Шуру за талию, она гладит его медные, с проседью, волосы). Народа перепортили столько, что страшно глядеть…
Павлин. Цветёте, Шурочка? Простите, не поздоровался…
Шура. Это я должна была сделать, отец Павлин, но папа схватил меня, как медведь…
Булычов. Стой! Шурка, смирно! Куда теперь этот народ? А бесполезных людей у нас и до войны многовато было. Зря влезли в эту войну…
Павлин (вздохнув). Соображения высшей власти…
Булычов. С японцами тоже плохо сообразили, и получился всемирный стыд…
Павлин. Однако войны не токмо разоряют,
Булычов. Одни — воюют, другие — воруют.
Павлин. К тому же ничто в мире не совершается помимо воли божией, и — что значит ропот наш?
Булычов. Ты, Павлин Савельев, брось проповеди… Шурок, ты на лыжах бежать собралась?
Шура. Да, Антонину жду.
Булычов. Ну… ладно! Не уйдёшь, так я тебя — минут через пяток — позову.
(Шура убежала.)
Павлин. Выровнялась как отроковица…
Булычов. Телом — хороша, ловкая, а лицом — не удалась. Мать у неё некрасива была. Умная, как чёрт, а некрасива.
Павлин. Лицо у Александры Егоровны… своеобразное… и… не лишено привлекательности. Родительница — откуда родом?
Булычов. Сибирячка. Ты говоришь — высшая власть… от бога… и всё такое, ну а Дума то — как? Откуда?
Павлин. Дума, это… так сказать — допущение самой власти к умалению её. Многие полагают, что даже — роковая ошибка, но священно-церковно-служителю не подобает входить в рассуждение о сих материях. К тому же в наши дни на духовенство возложена обязанность воспламенять дух бодрости… и углублять любовь к престолу, к отечеству…
Булычов. Воспламенили дух да в лужу и — бух…
Павлин. Как известно вам — убедил я старосту храма моего расширить хор певчих, а также беседовал с генералом Бетлингом о пожертвовании на колокол новостроящегося храма во имя небесного предстателя вашего, Егория…
Булычов. Не дал на колокол?
Павлин. Отказал и даже неприятно пошутил: «Медь говорит, даже в полковых оркестрах — не люблю!» Вот вам бы на колокол-то хорошо пожертвовать по причине вашего недомогания?
Булычов (вставая). Колокольным звоном болезни не лечат.
Павлин. Как знать? Науке причины болезней неведомы. В некоторых санаториях иностранных музыкой лечат, слышал я. Тоже и у нас существует пожарный, он игрой на трубе пользует…
Булычов (усмехаясь). На какой трубе?
Павлин. На медной. Говорят, весьма большая труба!
Булычов. Ну, если — большая… Вылечивает?
Павлин. Будто бы успешно! Всё может быть, высокопочтеннейший Егор Васильевич! Всё может быть. В тайнах живём, во мраке многочисленных и неразрешимых тайн. Кажется нам, что — светло и свет сей исходит от разума нашего, а ведь светло-то лишь для телесного зрения, дух же, может быть, разумом только затемняется и даже — угашается.