Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Мужика отталкивают — надоел, все бедны, он, видимо, жалуется на жену: плохая работница; жену конфузит отношение к нему, его бедность; вырывая из его рук свою, она тоже отталкивает его. Сход — на улице, пред избою старосты; староста сидит на крыльце, посмеиваясь, смотрит на борьбу жены и мужа, подмигивает ей. Староста впоследствии — Лука «На дне»; сейчас это лысоватый, благообразный человек, лет 45. К волнению и спорам мужиков он относится равнодушно. Сход выбирает депутацию к помещику, четверых мужиков, в их числе — бедный мужик. Депутаты предлагают идти с ними старосте, он отказывается. Перекрестясь, депутаты
— Придти?
— Приходи.
Улицей идёт старик-странник, с палкой в руке, котомкой за спиною, с котелком для пищи у пояса; остановился против старосты, просит милостину; староста отмахивается от него рукою:
— Ступай, ступай; много вас шляется, дармоедов!
— Смотри! Все люди — странники на земле, все некрепко на месте сидят!
Эти слова раздражают старосту, сойдя с крыльца, он указывает страннику дорогу вдаль, толкает его в плечо:
— Прочь! Марш!
Странник — идёт; отошёл и, обернувшись, указывает рукою в небо, качает головой. Староста сурово смотрит на него, грозит ему пальцем.
Парк. Площадка для крокета. Играют: юнкер (ученик военного училища), его партнёрша — дама, старше его лет на десять, эффектно одета, подчёркнуто красивые жесты актрисы. Противники: девочка-подросток, очень подвижная и комичная, молодой фатоватый человек, тоже актёр. Юнкер — Барон «На дне». На скамье сидит, следя за игрою, отставной военный, больной человек, отец юнкера. Подходит горничная, докладывает:
— Мужики пришли!
Помещик морщится, встаёт; юнкер, подхватив его под руку, предлагает даме:
— Идёмте смотреть; мужики — это всегда смешно!
Мужики излагают помещику свою просьбу; один из них всё время удерживает бедного, который хочет что-то сказать; он вырвался, бросился на колени и кричит о своей нужде; юнкер находит в его отчаянии что-то смешное, он и актёр — смеются; дама — упрекая, останавливает их; помещик говорит:
— Но — разве староста не сказал вам, что он уже купил у меня эти луга?
Мужики — поражены. Один из них, надев шапку, идёт прочь, двое других — смущённо опустили головы, четвёртый, простояв на коленях ещё несколько секунд, поднимается медленно, пошатнулся. Юнкер, смеясь, бросает к его ногам монету, тот — не видит его, растерянно осматривая всех.
Мужики возвращаются в деревню, обсуждая положение.
— Теперь староста выжмет кровь из нас.
Один из них говорит бедному:
— Ты скажи твоей жене, чтоб она упросила старосту перепродать луга нам, он её послушает, она ему — хозяйка.
Все трое — смеются раздражённо. Четвёртый смотрит на них, соображает, понял, бросается с кулаками. Его сбили с ног, ушли.
Полем идёт мужик, рассуждая сам с собою, считает что-то на пальцах; остановился, смотрит вперёд; у него лицо человека, переживающего тяжёлую драму. Принял какое-то решение, быстро идёт дальше.
Ночь. Идёт мужик с верёвкой в руках, подходит к воротам старосты, прикрепляет верёвку, суёт голову в петлю. Это — своеобразный обычай мести, принятый в племени мордвы: оскорблённый вешается
Через полчаса. На крыльцо выходит староста, за ним — жена самоубийцы, она обнимает его, целует; он, ласково улыбаясь, гладит её голову, щёку, она быстро сбегает с крыльца, идёт налево, видит удавленника, — испугалась, бежит снова к старосте; он — встречу ей, отталкивает женщину, стоит, окаменев, не в силах оторвать глаз от самоубийцы. В первую минуту женщина может не узнать мужа, затем — узнаёт, вскрикнула, пятится, воровато оглядываясь, бежит прочь. Староста — прирос к земле, его голова опущена, руки повисли вдоль тела, так же как у самоубийцы.
Рассвет. Перед двором старосты — народ, мужики, бабы; смотрят на удавленника, на старосту; он стоит у крыльца; указывают на него глазами друг другу. К нему подходит один из мужиков-депутатов, говорит:
— Что, — погубил человека?
Старуха грозит палкой.
Староста смотрит исподлобья на людей, они всё ближе подвигаются к нему; возможно — сейчас его ударят, начнут бить.
В улицу въезжает коляска, запряжённая парой лошадей; в коляске — юнкер, дама, они встали, смотрят на удавленника, на толпу; юнкер смотрит так, как будто ищет и ждёт: когда и кому надо аплодировать? Бабы ведут под руки жену самоубийцы, она бьётся в их руках, боясь взглянуть на труп. Один из мужиков рассказывает юнкеру о происшествии; юнкер говорит даме своей:
— Оказывается, это — драма.
Внимательно и брезгливо наблюдая за женою самоубийцы, дама говорит:
— Но на сцене, в театре движения и жесты этой женщины были бы неестественны и даже неприличны.
— Разумеется. Вообще, это — люди для неприличных трагикомедий. Кучер, пошёл!
Едут дальше.
Отвлечённые появлением коляски, люди несколько успокоились. Какая-то женщина предлагает старосте воду в ковше, он, отстраняя её руку, сурово смотрит на жену самоубийцы, она — в стороне, среди женщин, издевающихся над нею. Староста шагнул вперёд, говорит мужикам:
— Отказываюсь от лугов в вашу пользу. Вижу — смутил меня дьявол.
Медленно уходит в дом; среди мужиков радостное удивление, один из них, указывая на самоубийцу, говорит:
— Не напрасно, значит, жизни решился.
Вечер. У ворот старосты — труп, покрытый рогожами или рядном [11] . Перед крыльцом — мужики, бабы, мальчишки. На ступенях крыльца — полицейский чиновник — становой пристав [12] , сзади его — стол, за столом писарь пишет протокол допроса. Староста стоит пред полицейским, говорит, указывая на жену самоубийцы:
11
грубый деревенский холст, по реденькой основе; идёт на мешки, на подстилку и на застилку — Ред.
12
чиновник уездной полиции, заведующий в полицейском отношении станом, определённой частью уезда — Ред.