Том 19. Белые пелеринки
Шрифт:
Для детей среднего и старшего возраста
С рисунками
Белые пелеринки
Глава 1
Дедушка, высокий, красивый старик в генеральском сюртуке нараспашку, вынул из жилета телеграмму и чуть ли не в сотый раз прочел:
"Приедем сегодня в три. Бранд".
Снова сложил бумажку, спрятал ее и, приоткрыв дверь кабинета, громко спросил:
— Все ли у вас готово, Марья Ивановна?
На пороге комнаты появилась толстенькая, розовая старушка в черном фартуке, с белым чепцом на голове.
— Все, как есть все готово, Ваше Превосходительство, — отозвалась она, — все готово: и комната для дорогой гостеньки, и парадный обед и…
— А трубочки удались ли со сливками? — прервал ее дедушка.
— Уж так-то удались, что и желать лучше нельзя.
— А в новый умывальник свежей воды налили?
— Только что Сидоренко целый кувшин вылил, Ваше Превосходительство, — отозвалась старушка.
Дедушка кивнул, взглянул на добродушное личико Марьи Ивановны и неожиданно, по-юношески, засмеялся:
— Едет она! Едет, наконец-то, наша Южаночка!
— Так точно, едут-с, Ваше Превосходительство! — послышался грубоватый голос с порога комнаты, и рядом с Марьей Ивановной выросла бравая фигура старого солдата, с коротко остриженной седой щетиной на голове, добрым морщинистым лицом, маленькими заплывшими глазками и с рыжими усами.
И Марья Ивановна, и усатый солдат — денщик Сидоренко, составляли старую дедушкину гвардию. Лет двадцать тому назад дедушка — генерал Аркадий Павлович Мансуров — вышел в отставку и, овдовев, остался с семилетнею дочерью на руках. Для маленькой Саши, лишившейся матери, и была взята бонна Марья Ивановна. Когда Саша выросла, вышла замуж и уехала с мужем далеко на юг России, где стоял его полк, Марья Ивоновна осталась в доме старого генерала присматривать за хозяйством. Что же касается денщика Сидоренко, то он знал Аркадия Павловича Мансурова еще в более отдаленные времена. Дедушка и Сидоренко служили в одном полку, вместе ходили в поход на «турку», вместе делили все трудности походной жизни, вместе были ранены под Плевной, причем раненного в ногу дедушку Сидоренко вынес на руках с поля боя, несмотря на свою простреленную навылет грудь, под гром неприятельских выстрелов. В один и тот же день и генерал Мансуров, и денщик Сидоренко вышли в отставку, и, не желая более разлучаться друг с другом, поселились вместе доживать свой век.
Один дополнял другого. И сейчас, увидя в дверях своего верного слугу, дедушка, чуть прихрамывая, приблизился к Сидоренко, хлопнул его по плечу и произнес:
— Что, дружище, настал, наконец, и на нашей улице праздник? Уж теперь-то скоро увидим нашу Южаночку! Скоро, братец ты мой!
— Уж чего скорее, Ваше Превосходительство, — отозвался слуга, улыбаясь и шевеля тараканьими усами.
В это время Марья Ивановна, не отводившая глаз от окна, неожиданно всплеснула руками и крикнула:
— Ах, еще этого недоставало! Снег пошел! Простудится еще, чего доброго, наша барышня.
— Простудится?
— Она! — вырвалось у генерала Мансурова, он махнул рукою Сидоренко, а за ним и Марья Ивановна кинулась в прихожую.
Дедушка хотел было последовать за ними, но радостное волнение было так велико, что совсем лишило его силы. Его ноги задрожали, и он невольно остановился на пороге кабинета, протягивая вперед трепещущие руки…
— Дедушка!
Что-то шумное, ликующее, мокрое от снега, в белой шубке устремилось на грудь дедушки и повисло у него на шее. И тотчас же град поцелуев покрыл лицо старика. Белый капор скатился на спину, и перед генералом Мансуровым предстала прелестная смуглая головка со снопом густых смоляных кудрей.
Девочка была крепка, как молодая репка, и очень хороша собою.
— Вся в мать! Вся в покойницу Сашу! Марья Ивановна! Сидоренко! Глядите! Вся в покойницу-барышню Сашу, не правда ли? Что за прелестное дитя! — со слезами произнес старый генерал.
А "прелестное дитя" уже прыгало и болтала без умолку:
— Ах, как интересно и ново было ехать, дедушка. Кушать и спать в дороге! Очень хорошо! Только вот Крыса портила все дело. Всюду совалась с носом. Только и знала, что ворчала: "Инна, не ходите туда, Инна, не ходите сюда! Инна, сидите смирно, Инна, не болтайте ногами и не грызите ногтей!" Вот надоела-то до тошноты, право! А то, если бы не она, все бы хорошо было! Ведь я ни на минуточку не забывала, что еду к тебе, дедушка! Я так хотела увидеть тебя поскорее, познакомиться с тобою… Вот и приехала! Вот и узнала! Ты чудо какой хорошенький, дедушка! Точно старый царь Берендей из сказки. Только у Берендея борода, а у тебя нет. Отчего ты не носишь бороды, дедушка? А Сидоренко? Где твой Сидоренко, про которого мне так много рассказывала покойная мамочка? — Девочка завертелась из стороны в сторону.
— Вот он — Сидоренко! — представил внучке своего верного слугу генерал Мансуров.
— Ах! — взвизгнула девочка и очутилась на шее ошалевшего старика-солдата.
— Голубчик Сидоренко! Молодец Сидоренко! Я вас очень люблю, Сидоренко, и всегда молюсь за вас, за то, что вы не дали погибнуть дедушке и спасли его жизнь! Ах, как я вас люблю за это! — срывалось с губ Инны.
Старый денщик сиял от радости. Сиял дедушка, сияла Марья Ивановна… И вдруг сухой, холодный голос нарушил общее очарование.
— Инна! Куда вы забрались! Постыдитесь! Взрослая десятилетняя барышня висит на шее у прислуги!
Дедушка, Сидоренко и Марья Ивановна обернулись.
На пороге кабинета стояла дама, небольшого роста, тощая, с сутулой спиною, в скромной блинообразной дорожной шляпе поверх гладко причесанной головы, в простом, строгого фасона гладком платье. От нее так и веяло холодком.
— Это и есть Крыса! — успела шепотом пояснить дедушке Инна и, не сходя с рук Сидоренко, сердито блеснув глазами, проговорила скороговоркой по адресу дамы.