Том 19. Белые пелеринки
Шрифт:
Как раз в то время, когда сама она неслась быстро, как призовая лошадь, описывая круг на арене цирка, чья-то худая тонкая фигура незаметно метнулась от входа зала в ее противоположный конец, туда, где между печкой и портретом чернели прюнелевые ботинки и сиротливо белели на скамье нитяные Южаночкины чулки. Подбежать к скамейке, схватить то и другое, сунуть под передник и тем же стремительным шагом вернуться в коридор было для Каролины Фальк делом одной минуты.
В следующее же мгновенье она стояла перед своей теткой, госпожой Брандт, и
— О, Tante, Tante! О, какой ужас! Она сняла обувь и бегает по залу — босая!
— Кто? Кто бегает босая по залу? Говори же толком, Лина! — испуганно проронила та.
— Палтова, тетя, Палтова. Кому же другому придет в голову такая мысль. Ах, тетя! Вот ее обувь. Я принесла ее тебе! — И Лина протянула злополучные башмаки классной даме.
Между тем, Южаночка, не подозревая предательства, с легким сердцем заканчивала последний круг, под неумолкаемый хохот столпившихся в кучку «чужеземок» и «своих». Неожиданно громкий голос Верховской, стоявшей "на часах" у двери во все время «номера», испуганно крикнул:
— Милька идет! Инна! Палтова! Беги обуваться скорее.
— Выиграла пари, выиграла, — пронеслось в ту минуту по залу ответным криком.
И Южаночка стрелой бросилась к заветному уголку, между портретом и печкой.
Каково же было изумление и даже испуг девочки, когда она не нашла там ни башмаков, ни чулок.
— Ищи под скамейкой! Ищи под скамейкой! — кричала ей в самое ухо Даня.
Инна, а за нею Гаврик и Щука кинулись под скамью.
Но, увы! И там не оказалось злополучной обуви Южаночки!
— Mesdames! Сознайтесь, кто подшутил над Палтовой так глупо и жестоко? — кричала Гаврик, бросаясь от одной воспитанницы к другой.
— Мы не трогали! Мы не брали.
— Никто не мог сделать этого из нас! — слышались тут и там взволнованные голоса.
И вдруг все стихло. На пороге залы появилась г-жа Бранд. Одну минуту она молчала и только обводила проницательным взором присмиревшую толпу девочек. Потом зазвучал ее голос.
— Палтова! Подойди сюда!
Эффект вышел неожиданный. Инна Палтова должна была подняться со скамейки, на которую успела сесть при входе классной дамы, чтобы спрятать поджатые под себя голые ножки, и идти на зов ее воспитательницы.
— Присядь! Присядь к полу! Авось не заметит, — успела шепнуть своему другу на ухо находчивая Даня.
Но, увы! Не заметить босые ноги было трудно, невозможно. К г-же Бранд шла чернокудрая девочка с голыми ножками, потешно шлепая пятками по паркету. При виде этого необычайного зрелища кто-то не выдержал и фыркнул из «чужеземок». Зато «свои» хранили полное гробовое молчание.
А Южаночка все шла и шла, и бесконечным казался ей путь от печки до дверей залы. Накажет! Непременно накажет! И куда только могли деться злополучные чулки и башмаки. Неужто их унесла злая фея, проносилось в голове девочки.
А над этой победной головушкой уже звучал неприятный голос, уже собиралась гроза.
— За
— Что?
Это «что» сорвалось так неожиданно и так наивно, что никто даже не засмеялся ему. Черные глаза Южаночки метнулись. Личико побледнело. Углы рта болезненно оттянулись вниз.
— Что ты переспрашиваешь, точно глухая? — уже окончательно вышла из себя госпожа Бранд. — Не слышала разве? Я запрещаю тебе за твое дурное поведение видеть дедушку. Понимаешь?
Увы! Чернокудрая девочка очень хорошо понимала значение этой фразы.
— Теперь ты поняла меня, надеюсь? — произнес над нею все тот же неуловимый голос и тут же добавил уже значительно мягче.
— Лина, дитя мое, отдай этой скверной девчонке ее чулки и башмаки.
И в тот же миг, как по щучьему велению перед Южаночкой очутилась ее исчезнувшая обувь. Не смущаясь присутствием в зале «чужеземок», Инна тут же опустилась на паркет и стала медленно натягивать чулки на свои стройные ножки. А кругом нее шумели и волновались, и «свои», и «шестые», и «пятые», словом, все младшее отделение N-ского института.
— Нет, желала бы я знать имя той предательницы, которая выдала Палтову-бедняжку?
— Ведь это такая подлость, — горячась, говорила Маша Ланская, прослывшая за образец безупречной честности среди подруг.
— Что за гадость. Неужели такой Иудушка может найтись среди институток, — хорохорилась Гаврик.
— А я догадываюсь, месдамочки, кто сделал это! — ничуть не смущаясь присутствием в зале классной дамы, крикнула Верховская.
— Я знаю имя предательницы! — крикнула она еще раз, посмотрев на Фальк.
Белобрысая Лина покраснела и испуганно посмотрела на тетку. Последняя, как бы угадывая ее молчаливую мольбу, засуетилась сразу, забила в ладоши и закричала на всю залу по-немецки:
— Седьмые, становитесь в пары! Ступайте готовить уроки. Скорей! Скорей.
— Фальк! Вот кто сделал это! — неожиданно выкрикнул голос Верховской, и необычайный шум сразу поднялся в зале после ее слов.
— Фальк — предательница! Фальк — ябедница! Фискалка, фискалка. Прочь от нас, Фальк! Какая подлость! Какая низость! Вон! Вон! Мы ненавидим тебя! Фальк! Шпионка! Доносчица! Дрянь!
— Молчать! Сию минуту молчать! Лина Фальк никому ничего не доносила! Вы, кажется, все с ума сошли сегодня. Я буду жаловаться вашим дамам, шестые и пятые, что вы не умеете себя вести. А маленькие, извольте сейчас же строиться в пары и марш в коридор!
И госпожа Бранд снова захлопала в ладоши.
— Mesdames! He сметь разговаривать с Фальк, пока она не искупит перед нами своего подлого поступка! — кричала Гаврик.
— Гаврик! Я записываю тебя, за дурное поведение и завтра без приема, — проговорила г-жа Бранд, спешно вынимая маленькую книжечку из кармана и что-то отмечая в ней карандашом.