Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
— Молодцы американцы в это время высадятся на берегу Персидского залива и с громкими криками «ура» бросятся…
— Виноват, — холодно перебил его Монтгомери, — я не расслышал: с какими криками бросятся американские молодцы? С криками «уран»?
— Не «уран», а «ура».
— Ах, простите, мне послышалось «уран», тем более что ваши молодцы действительно-таки привыкли с громкими криками бросаться на уран. Как только заметят, что где-нибудь появился уран, так сейчас
— Это к делу не относится.
— Ну нет. Даже очень относится.
— Ну, знаете, если уж на то пошло, то и ваши молодцы англичане, как только заметят где-нибудь чужую нефть…
— Это что? Намек?
— Не намек, а факт.
— Господа! Мосье! Не будем ссориться, — сказал француз. — По-моему, мы отклонились от вопроса.
— Верно! — оживился Брэдли. — Отклонились. Давайте лучше говорить на языке цифр. Выясним, какими силами мы располагаем. Мосье де Латтр де Тассиньи, сколько вы можете выставить дивизий?
— Сколько угодно! — бесшабашно воскликнул француз.
— О! Это порядочно. Но все-таки тридцать дивизий можете выставить?
— Хоть сорок.
— Великолепно! Так и запишем. Сколько у вас солдат в дивизии?
— Солдат?
— Ну да.
— Каких солдат?
— Обыкновенных.
— О мосье! — печально поднял глаза к небу француз. — Все, что угодно, но только не солдат. Откровенно вам скажу, насчет солдат у нас туговато. Все какие-то ненадежные солдаты. Того и гляди, повернут ружья и пушки не в ту сторону. Так что своих солдат не рекомендую. Просто-таки, по-дружески, не советую.
— Позвольте! Для какого же черта мы вам дали доллары? Мы хотим за свои доллары иметь ваши дивизии.
— Да господи ж! Разве мы против? Дивизий — сколько угодно, а уж насчет солдат — не ручаюсь.
— Тьфу! А у вас, Монтгомери?
— Что у нас?
— Дивизий у вас сколько?
— А я давно уже сказал, что две.
— А солдат?
— Каких солдат? — удивился Монтгомери. — Какие могут быть солдаты! Что вы, ребенок, что ли? Разве вы не знаете, что мои молодцы англичане сами принципиально не воюют? Это у нас, так сказать, традиционно. А там, где традиция, там, сами понимаете…
— К черту традиции! Мы вам даем доллары и хотим иметь за свои денежки солдат.
— Я с радостью! Да где их взять? И, откровенно говоря, на что наши солдаты? Свяжетесь с ними — неприятностей не оберетесь.
— Господа! Умоляю вас! Давайте не будем ссориться. Сделаем лучше так. Американцы будут сидеть в Америке, французы — во Франции, англичане — в Англии.
— А кто же будет воевать?
— Гм…
— Да, господа, действительно, кто же будет воевать?
Помолчали.
—
— Вы еще скажете — Бенилюкс! — буркнул Брэдли.
— Попросил бы не выражаться, — холодно сказал Монтгомери.
Воцарилось еще более тягостное молчание.
— Итак, — бодро потирая руки, сказал Брэдли, — резюмирую: с левого фланга ударяют молодцы англичане, в центре молодцы бенилюксы, с правого фланга молодцы гре…
И снова повисло тягостное молчание.
1949
Случай с малюткой *
…И когда на больших вашингтонских часах стрелки приблизились к двенадцати, в дверь деликатно постучали.
— Ну, кого еще черт несет? — недовольно прорычал ночной дежурный Федерального бюро расследований.
— Можно? — раздался нежный голосок, и на пороге появилась прелестная детская фигурка с пальмовой веткой в руке. — Это я.
— Кто я?
— Новый год. Можно?
— Документы!
— Какие документы?
— Такие самые. Обыкновенные. Справка о политической благонадежности и виза на въезд.
— Вы, наверное, не так поняли, — с мягкой улыбкой сказал малютка. — Я — Новый год. Сейчас буду наступать.
— Новый? — подозрительно прищурился дежурный. — Раз Новый, то тем более. Документы!
— Какой вы… странный… Пустите!
— Стой!
— Мне надо наступать, а вы меня… задерживаете…
— Ну, братец, значит, ты еще не знаешь, как у нас в Америке «задерживают». Ни с места!
— Честное слово… Даже удивительно… Я — Новый год. Мне срочно надо наступать. Меня ждут…
— Кто ждет?
— Все ждут.
— Имена, фамилии, адреса, политические убеждения!
— Кого?
— А этих самых. Которые ждут. Может быть, они неблагонадежные? Может быть, они еще не прошли через комиссию по расследованию антиамериканской деятельности? Может быть, они нелояльные? Ага! Побледнел? Подозрительно… А что это у тебя за веточка?
— Это пальмовая ветвь. Так сказать, символ мира.
— Чего символ?
— Мира…
— Тэк-с… Интересно… Может быть, у тебя еще и голубь есть?
— Н-нет. Голубя нет… не положено.
— А пальмовая ветвь, символ мира, положено? У нас это, братец, строго запрещается.
— А как же ангелы?
— Какие ангелы?
— Рождественские, которые поют: «Слава в вышних богу, и на земле мир…»
— Уже, слава богу, не поют.