Том 2. Кто смотрит на облака
Шрифт:
— Если мы выйдем отсюда живыми, я выдам вам стакан портвейна, — пообещал Басаргин. Такое обещание произвело на Ниточкина большое впечатление. Он отпихнул волосатого грузчика и вырвал у одного из играющих карты, потому что грузчики продолжали играть, не обращая внимания на приход капитана. Это была форма протеста, вид заявления, степень обиды.
Ниточкин смел колоду со стола и вместе с колодой кучу денег.
Твиндек остолбенел, и наступила тишина.
Ниточкин обернулся к Басаргину. На его взгляд, капитан должен был воспользоваться затишьем и начать говорить, объявить, во всяком
— Продолжайте наводить порядок, второй штурман, — сказал Басаргин. — Я не могу разговаривать в этом притоне.
Он делал правильно. Надо было сперва победить, а потом начинать тяжелый разговор. Они были здесь начальством и принимали претензии. Нельзя было оправдываться. Это только разожгло бы страсти. Надо было победить, а потом разговаривать, потому что правда была на стороне грузчиков. Им по договору полагалась отправка после закрытия навигации на Большую землю, им был положен билет, положена койка, а не нары для зверобоев на ледокольном пароходе, который добирался от Тикси к Колгуеву месяц. И теперь следовало во что бы то ни стало уличить их в нарушении правил и тем заткнуть рот.
— Есть, товарищ капитан, — сказал Ниточкин и рванулся к следующему столу. Но там прятали карты по карманам. Ниточкин успел все же прихватить червонную даму и десятку. Однако кто-то подставил ему ножку. И Ниточкин полетел головой в толпу. Толпа эта, тысячную долю секунды назад казавшаяся монолитной, мгновенно и любезно расступилась. И Ниточкин поднимался с пола уже на чистом пространстве. Но червонная дама, десятка и целая колода с другого стола были у него в кармане, и, падая, он не вынул из кармана руку. Он знал, что эти молодчики вывернули бы и карман за время его падения на пол.
Улики были собраны налицо, вина доказывалась бесспорно. Не важно, что виноваты были в нарушении корабельных правил только игравшие. Это деталь. Все грузчики назывались «коллектив». И если коллектив терпел нарушителей, значит, весь он виновен и его права сильно подмочены. Грузчики знали это не хуже Басаргина и Ниточкина. Тишина росла в твиндеке, как бамбук. Она уперлась в подволок и замерла.
Тогда Басаргин сказал:
— Судно потерпело аварию. Из строя вышло рулевое управление. Мы не могли идти дальше в непогоду. Все ваши претензии подадите в письменном виде. Прошу вас, Петр Иванович! — Он пригласил Ниточкина пройти вперед себя.
Басаргину нельзя было отказать в изяществе, элегантности и в аристократизме жестов. Басаргин знал силу слов «в письменном виде» и знал, какое впечатление аристократический жест произведет на докеров, отработавших сезон в бухте Тикси. Такие штуки действуют лучше мата и силы. Правда, они действуют на очень короткое время. Но надо выиграть только десять шагов до трапа и пятнадцать ступенек по нему.
Пауза взорвалась, когда они миновали тринадцатую ступеньку. Твиндек понял, что его обманули, что главная надежда — разговор с самим капитаном — рухнула. Что никакого капитана они больше не увидят. Он был? Да, был. Его позвали, и он пришел. И он уже ушел.
На палубе Ниточкин вытер пот со лба. Он понимал, что среди такой компании бывают люди, которых ни на какую пушку,
— Составите акт, приложите карты и деньги. Перед этим вызовите старосту, — приказал Басаргин. — И подумайте о фильме для них.
— Старпом запретил им появляться в помещениях команды, Павел Александрович.
— Воруют?
— Да. Сняли у второго механика занавеску с иллюминатора. И потом, если их в нижнюю кают-компанию пускать, придется запирать каюты.
— Надо признаться, их крепко надули, как вы считаете, Петр Иванович?
Ниточкин пожал плечами. Судну было выгодно взять пассажиров в Тикси, и капитан не мог этого не знать.
— В твиндеках грязь, — сказал Басаргин. — Кто там расписан на приборках?
— Они пристают к женщинам-уборщицам, и старпом приказал им убирать самим за собой.
— Правильно сделал.
— Не надо было их брать! — выпалил Ниточкин. — Было ясно, что рейс затянется. А если бы они остались в Тикси, портовое начальство отправило бы их на Большую землю через двое суток — лишь бы от них отделаться. Они у нас валяются в твиндеке…
— Я рад, что вы не утрачиваете своего альтруизма, Петр Иванович, — сказал Басаргин серьезно и несколько грустно. — Но куда мне было деваться? Капитан порта связался с пароходством. Пароходство должно ему за буксиры, отказать неудобно. Начальник пароходства приказал брать людей и сказать им, что мы придем в Мурманск через две недели. А мы простояли в Вилькицком шесть дней… Капитан порта в Тикси доволен. Пароходство довольно. Судно скормило грузчикам остатки продуктов, высчитывая за питание по арктическим нормам. Все по нолям, как говорят артиллеристы. Если грузчики будут жаловаться, в ход пойдет акт о безобразном поведении на борту, об азартных карточных играх, о случаях воровства и т. д. И этот акт составит Ниточкин, который сейчас занимается альтруизмом.
— Что такое «альтруизм», Павел Александрович?
— Возьмите словарь иностранных слов и посмотрите.
— А все-таки грязная история, — сказал Ниточкин.
— Вы непоследовательны, — сказал Басаргин. — Зачем вы старались, охотились за картами, падали, хватали улики? Идите верните им карты, погладьте их по головкам и скажите, что во всем виновата судовая администрация. Но если вы так скажете, то солжете, ибо отлично знаете, что мы не виноваты.
— Каждый день попадаешь в беличье колесо. Иногда хочется заорать или удариться головой о стенку.
— Поменьше болтайте языком, Петр Иванович, — сказал Басаргин. — У меня какое-то ощущение, что мы с вами где-то встречались. Вам не кажется?
— Да, я проходил практику на «Денебе», когда вы были там капитаном.
— А-а-а!.. На всех судах встречаешь теперь знакомые лица. Сколько вас, мальчишек, прошло через старика «Денеба», — сказал Басаргин. — Вы свободны.
Ниточкин ушел, а Басаргин поднялся в рубку и долго ходил из угла в угол. Он все не мог вспомнить что-то неприятное в прошлом, связанное со вторым штурманом. Какой-то осадок.