Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Шрифт:
Кормилица.Поднимается ветер с земли.
Анна.Земля дышит. Только что, когда я подошла с Бианкой-Марией к источнику, не чувствовалось ни малейшего дыхания: ни малейшего! Была полная, неизменная тишина. Мы не произнесли ни слова, чтобы не нарушить ее, один только источник то плакал, то смеялся… Няня, ты никогда не прислушивалась к голосу этого источника?
Кормилица.Вода говорит всегда одно и тоже.
Анна.Нет, нет. Я и Бианка-Мария, мы не произнесли ни слова: и вода рассказала нам бесконечное множество вещей, которые проникали в мою душу, как убеждение… как убеждение. Она научила меня делать то, что необходимо, няня: эта добрая, чистая вода, текущая из
Кормилица (беспокойно).Что ты хочешь делать?
Анна.Я хочу уйти отсюда, уйти очень далеко…
Кормилица.Ты хочешь уйти отсюда! Куда?
Анна (отрывисто).Ты узнаешь, ты узнаешь… Не волнуйся, успокойся, бедная няня. Я пойду этой дорогой без тебя. Мне больше не нужно будет опираться на тебя, бедная няня. Мои глаза увидят свет… Что ты недавно говорила о моих глазах? «К чему Творец создал бы их столь прекрасными, если бы Он не пожелал снова зажечь в них свет?..» Видишь, няня? Я помню твои слова, теперь я сама знаю, что мои глаза прекрасны.
Кормилица.Как ты говоришь сегодня! Что-то кроется в глубине твоих слов… Но ведь я — бедная старушка.
Анна (охваченная внезапным волнением, кладя руки на плечи кормилицы).Ты — моя бедная и дорогая старушка, ты — моя первая и последняя нежность, няня. В крови моего сердца я всегда чувствовала несколько капель твоего молока, няня. Ах, твоя грудь высохла, но твоя доброта росла с каждым днем. Ты водила меня за руку, когда мои маленькие ноги еще не могли направлять свои шаги, теперь, с той же преданностью и терпением, ты водишь меня в ужасном сумраке. Ты — святая, няня. У меня есть рай для тебя: в моей душе…
Кормилица.Ты хочешь, чтобы я заплакала…
Анна (обвивая руками ее шею).Ах, прости меня, прости! Я принуждена заставить тебя плакать.
Кормилица (пораженная, освобождаясь из ее объятий, всматриваясь ей в лицо).Зачем, зачем ты так говоришь? Почему ты так прижимаешься ко мне?
Анна (стараясь рассеять ее беспокойство).Ах, нет, нет… Пустое, пустое… Я говорила так, потому что я уже не могу более приносить тебе никакой радости, бедная няня… никакой радости…
Кормилица.Ты ничего не скрываешь от меня, да? Ты не захочешь обмануть свою бедную старушку, да? Ты не хочешь обмануть ее…
Анна.Нет, нет. Прости. Я не знаю, что говорю сегодня. Я не знаю, что я чувствую… Какое-то странное возбуждение. Недавно я чувствовала себя совсем легкой, словно я готова была улететь. Я чувствовала себя почти веселой: говорила, говорила… А потом грусть вдруг снова овладела мной, и я огорчила тебя… Теперь мне лучше, мне почти хорошо, потому что я обняла тебя, няня. Мне хотелось бы, чтобы ты взяла меня к себе на колени, чтобы ты рассказала мне о каких-нибудь далеких мелочах, которые сохранила обо мне твоя память, о том времени, когда еще жила моя мать… Ты помнишь? Помнишь? (Молчание.)Ах, почему у меня не было сына, сына, как он хотел: почему? Я была бы спасена, была бы спасена! Никогда-никогда мать не любила создания своей крови, как любила бы я. Все остальное для меня не существовало бы. Постепенно, постепенно я перелила бы в его жизнь самую нежную часть своей жизни. Я беспрерывно следила бы за его маленькой Божьей душой, чтобы во всякое мгновение находить сходство, полное сходство, его нежность была бы для меня дороже света… Один и тот же Судья осудил меня на темноту и на бесплодие: для искупления какой-нибудь вины, няня? Скажи мне! Какой-нибудь ужасный грех я совершила…
Молчание.
Как скоро меня покинула моя мать! У нее была я, у нее была дочь, она меня обожала, и все же она не знала счастья… Ты это знаешь, да? Ты это хорошо знаешь… Ты знаешь, отчего она умерла. Но ты никогда, няня, не хотела мне сказать, отчего она умерла… и как умерла.
Кормилица (смущенно колеблясь).У нее была лихорадка, ужасная, неожиданная лихорадка, унесшая ее в одну ночь. Ты не знала?
Анна.Ах, нет, нет, это была не лихорадка. Почему ты никогда не хотела сказать мне правду?
Кормилица.А это разве неправда?
Анна.Нет, это неправда. В тот вечер моя мать сидела у моего изголовья, во сне я чувствовала ее поцелуи на своем лице и что-то теплое, как слезы… Ах, сон у меня был так крепок, он преодолел неясное мучение моего маленького сердца, при последнем проблеске сознания мне показалось, что она осыпала мои щеки, мою шею, мои руки лепестками роз, которые я сорвала днем у бассейна в саду. Это мое последнее воспоминание о моей матери. Затем пришла ты, разбудила меня и спросила, видела ли я ее и как, и когда она со мной рассталась, ты совсем задыхалась. Я уснула снова, хотя слышала топот, доносившийся из сада, словно это были шаги искавших людей. А утром, сейчас же после рассвета, ты снова пришла будить меня, закутала меня в одеяло и унесла дрожащими руками, ты перенесла меня в другой дом, где ты говорила тихим голосом, где все так говорили и были бледны… И больше я ее уже не видала… А после этого, когда мы приходили в сад, ты всегда уводила меня от бассейна. И всякий раз, когда ты была там, твои уста как будто шептали молитву… (Молчание.)Скажи мне правду! Скажи мне правду! Почему она решила умереть?
Кормилица (пораженная).Нет, нет… Ты ошибаешься, ты ошибаешься…
Анна.И я никогда не узнаю этого?
Кормилица.Ты ошибаешься… Ах, ты всегда хочешь разбудить мое страдание!
Анна (лаская ее).Прости меня! Прости… Вот и опять я тебе сделала больно! (Молчание.)Ты не чувствуешь запаха мирт? Ты чувствуешь, какой он сильный?
Она встает, поворачивается к открытой террасе, вдыхает этот запах, протягивает руки.
Ветер поднялся: он как будто звенит у меня в пальцах, как кристалл… Дверь в мои комнаты открыта?
Кормилица.Да.
Анна.И все окна открыты?
Кормилица.Открыты. Все.
Анна.Ветер набегает каким-то душистым потоком. А где теперь может быть Бианка-Мария?
Кормилица.Должно быть, у себя в комнате. Позвать ее?
Анна.Нет, нет… Пусть отдыхает, бедное создание! У источника запах мирт был такой острый, что с ней почти сделалось дурно. А когда мы возвращались, я чувствовала, как она шаталась. Я не раз должна была поддерживать ее… Видишь, няня, какая я уверенная! Я вела ее, а не она меня. Я думаю, что я могла бы ходить туда и назад одна…
Кормилица.Но почему ты так много говоришь об этом источнике?
Анна.Мы все привязаны к нему, как к источнику жизни. Разве он — не единственное живое в этой местности, где все умерло и сожжено? Он один утоляет нашу жажду, вся наша жажда мучительно толкает нас к его свежести… Не будь его, никто и не мог бы жить здесь: мы все умерли бы от жажды.
Кормилица.Так зачем же мы пришли в эту проклятую страну? Вон лето вспыхнуло вдруг, как ад. Нужно бежать. Когда мы уедем?