Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Шрифт:
Она хочет снять их.
Александр (стараясь удержать ее резким движением, но не дотрагиваясь до нее).Нет, нет! Почему вы хотите снять их? Оставьте, как есть.
Бианка-Мария (стараясь улыбнуться).Я должна положить их обратно на мертвую царевну, которую вы так любили…
Александр.Нет, нет!.. Подержите их еще немного в ваших волосах!
Стараясь помешать ей снять пряжки, он касается их одной рукой. Обоюдное смущение. Они смотрят друг на друга с каким-то сдержанным усилием.
Бианка-Мария (опуская ресницы, тихо).Вы мне не помогаете…
Новое молчание. Оба нагибаются к корзине с драгоценностями.
Александр.Взгляните на резьбу на этом кольце: сидит женщина и держит три маковых цветка, перед нею стоят три загадочных фигуры, над головой у нее обоюдоострая секира и сверкающий на солнце диск. А вот это: сидит молодая женщина, она протянула руки и повернула голову назад, перед ней мужчина, руки у него также протянуты. Посмотрите: у женщины пышные волосы!
Бианка-Мария.Она повернула голову назад…
Молчание. Бианка-Мария занята расстановкой украшений вокруг маски. Александр уходит на балкон и несколько мгновений всматривается в равнину. Оба борются с овладевшим ими волнением.
Александр.Эта высохшая страна действительно имеет лихорадочный вид страдающего жаждой. Всякий клочок земли с наступлением ночи смягчается и дышит. Эта равнина твердит о своей смертельной жажде даже ночью. До самых поздних сумерек мучительно белеют ложа ее высохших рек. Вам не представляются вон те горы, с их дикими, громоздящимися друг на друга хребтами, стадом громадных онагров? Чувствуется, как там, за Понтинским заливом, дымятся испарения Лернейского болота. А посмотрите туда, как пылает Арахнея! Ее вершина краснеет почти каждый вечер, — в воспоминание тех костров, которые известили стражу Клитемнестры о падении Трои. Какой длинный ряд вестовых костров от Иды до Арахнеи! Мы вчера читали об этом удивительном перечислении зажженных Победой по утесам гор огней… А сегодня вы можете пересыпать пальцами прах того, кто известил о своем возвращении такими знаками!
В ваших волосах вы носите украшения царской невольницы, которую он взял себе в числе предметов военной добычи!
Он снова подходит к Бианке-Марии, всматриваясь в нее.
И все это просто, потому что это вы делаете. Между вами живой и останками царя и прорицательницы, которые вы стережете, бездна веков исчезает. Кажется, что все это золото принадлежит вам с незапамятных времен, потому что вы — Красота и поэзия, все входит в круг вашего дыхания, все простым порядком вещей подчиняется вашей власти…
Бианка-Мария (бледная, дрожа, прислонившись к столу с сокровищами).Не говорите так!
Александр.Почему вы запрещаете мне говорить об истинах, которые вы открыли моей душе? Вы не думаете, Бианка-Мария, что те, кто решился жить без томления и лжи, должны говорить о своих внутренних истинах, когда они требуют выражения? Сколько раз мы погружали в безмолвие то, что неожиданно рождалось в нас и подступало к нашим устам! Я не могу вспоминать об этом без сожаления и раскаяния. Мне чудится, что я вижу, как это затаенное колеблется в молчаливой глубине, как нечто холодное и бесформенное. А кто знает, какие новые радости, какие новые скорби, какие новые красоты оно могло бы зародить в нас, встретившись с потоком наших живых речей! Ах, лжет перед жизнью тот, кто скрывает, кто притворяется, кто утаивает. Так почему же до сегодняшнего дня мы избегали смотреть друг другу в глаза? Или мы боялись прочесть в нашем взгляде что-нибудь позорное? Разве мы боялись узнать в нашем взгляде то, что мы уже знали оба?
Бианка-Мария (в
Александр.Ах, еще одно препятствие к жизни!
Бианка-Мария.Мы знаем, что для разъединения существ есть вещи сильнее смерти. Сама смерть не могла бы так разъединить нас, как разъединяют эти вещи.
Александр.Какие вещи?
Бианка-Мария.Вы их знаете. Вещи святые!
Александр.Ах, Бианка-Мария, я готов иссушить тысячи жизней, лишь бы дать вашим устам утолить свою жажду!
Бианка-Мария.Не говорите так!.. Возле вас есть другая, слитая с вашею жизнь, жизнь бесконечно ценнее моей: почти божественная по своей сущности… Она так глубока, что я никогда не могла приближаться к ней без того, чтобы не дрожать всеми своими фибрами. Кажется, что для нее нет ничего неизвестного, что ничто ей не чуждо. Всякий раз, когда я могла склониться к ней, я чувствовала, как таинственные красоты поднимались из ее глубины и возвышали и уничтожали меня в одно и то же время. И я никогда не плакала так, как на этих коленях, не плакала слезами, которые причиняли мне столько блаженства и столько скорби.
Александр. Вы не знаете, каким ужасным внезапным бесплодием время поражает самые высокие человеческие отношения. Самые могучие корни углублены и продолжают сплетаться под землей, но подземная сила их перестает быть деятельной и не производит уже ни листвы, ни цветов. Неужели вы не чувствуете, как что-то скрытое, похожее на брожение весны, трепещет во мне всякий раз, когда ваша жизнь соприкасается с моей? Вашего одного присутствия достаточно для того, чтобы сообщить моему духу неизмеримую плодовитость. В тот день, когда мы стояли на террасе, среди сменившей крики тишины, и когда ветер бросил в меня прядью ваших волос, моя душа в несколько мгновений перешла все пределы, охватила бесконечное количество новых вещей, даже сама пыль гробниц была для нее волной почек, которые должны были распуститься. Мы могли бы сидеть друг возле друга в пустыне, вдали от человеческих путей, оставаться неподвижными и безмолвными, как нива в раннее утро, и каждое дуновение ветра приносило бы нам удивительные семена.
Бианка-Мария.Это в вас, это в вас вся эта сила!..
Александр.В вас, в вас заключено все то, о чем сожалеют люди, что никогда не изведали обладания им! Когда я на вас смотрю, когда я вслушиваюсь в ритм вашего дыхания, я чувствую, что через вас открываются другие красоты, приобретаются другие блага, что может быть через вас свершаются на свете деяния, такие же светлые, как прекраснейшие грезы поэзии. Я не в силах выразить, что я испытал когда-то, когда я стоял возле вас, при первом проявлении моей любви и желания. Это было исключительное чувство, которое я могу сравнить только с пробуждением в одно утро моего далекого детства… Я вспоминаю об этом пробуждении, как о каком-то радостном рождении, как о какой-то заре, когда я родился для другой жизни, бесконечно более чистой и более сильной, и когда внезапно раскрылись надо мною сомкнутые руки судьбы. Я тогда впервые плыл от берегов Апулии к водам Греции. Это случилось в Коринфском заливе, в Салонской бухте, в гавани Итеи, где я должен был высадиться на берег, чтобы отправиться в Дельфы. Вы знаете эти места, вы, странница всех стран, посвященных тайне и красоте!
Бианка-Мария (как бы сквозь сон).Салона! Помню: синий залив, весь изрезанный скрытыми, как внутренность раковины, бухтами, розовыми по вечерам, как раковина… В горах, изрытых пещерами, между скал, на каком-то клочке красной земли, колебалось несколько тощих колосьев, затерянных в пахучих травах. Помню, однажды вечером загорелось жниво на горе. Легкие, змеившиеся языки пламени бежали между скал с быстротой молнии. Я никогда не видела такого быстрого и такого яркого огня. Ветер приносил к нам благоухание сожженных трав. Казалось, все море наполнено благовонием дикой мяты. Тысячи испуганных соколов кружились над пожарищем, наполняя своими криками все небо.