Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Шрифт:
Она наклоняется над урной, берет немного пепла и сыплет его сквозь пальцы.
Как нежен ее прах! Он сыплется сквозь пальцы, как морской песок… Вчера ты читал ее слова, Александр… Среди этих ужасных криков слышались какие-то бесконечно-тихие и печальные вздохи. Старцы сравнивали ее с «желто-красным соловьем». Как были звучны, как звучны были ее слова, когда она вспоминала свою прекрасную реку! Когда старцы спрашивали ее о любви к божеству? Ты не помнишь?
Бианка-Мария.Он вас не
Анна.Не слышал?
Бианка-Мария.Он на балконе.
Анна.Ах, он на балконе!..
Бианка-Мария (поворачиваясь к балкону).Он любуется закатом солнца. Сегодня удивительный закат. За Артемизием все небо в огне. Вершина Арахнеи пылает, как факел… Красное зарево доходит даже сюда, падает на сокровища…
Анна.Подведите меня ближе к ним.
Бианка-Мария (подводя ее к одному из столов).Вот это принадлежало Кассандре.
Анна (дотрагиваясь осторожно).А ее маска здесь?
Бианка-Мария (направляя руки слепой).Вот здесь.
Анна (ощупывая золотую маску).Какой у нее большой рот! Он увеличился от ужасного труда прорицания. Она кричала, заклинала и рыдала, не переставая. Вы можете представить себе ее рот во время ее молчания? И какую форму могли иметь во время молчания ее уста? Какой ужас, когда она молчит, когда наитие дает ей отдых, между двумя криками! Мне хочется, чтобы сегодня вечером вы прочитали мне этот диалог между нею и старцами. Не помните ли вы этих ее слов, когда она говорит о боге, которого она любит, и старцы спрашивают, не отдалась ли она богу? Я представляю, что при этом она вся покраснела от стыда… «Я обещала, — сказала она. — Я обещала…» Вы не помните ее слов?
Бианка-Мария (с возрастающим смущением).Нет, Анна! Я прочту вам сегодня вечером.
Анна.«Я обещала, но обманула его», — сказала она. Она обманула бога, который и отомстил ей. И никто ей больше не верил! Она была одна, на вершине башни, одна со своей истиной.
Молчание. Она продолжает дотрагиваться до сокровищ.
Вы так же, как и Александр, любите этого «красно-желтого соловья»?
Бианка-Мария.Ее судьба — ужасна, она — мученица…
Анна.Она была прекрасна, она была прекрасна, как Афродита. Леонард видел ее лицо под золотой маской! Странно: мне кажется, что и я видела ее лицо. Как вы думаете, какие были у нее глаза?
Бианка-Мария.Должно быть черные.
Анна.Они не были черные, а казались черными, потому что их зрачки были так расширены жаром прорицания, что поглотили радужную оболочку. Я думаю, что во время покоя, когда она вытирала пену со своих багровых уст, ее глаза были нежны и печальны, как две фиалки. Такими они должны были быть и перед тем, как закрылись навеки. Вы помните, Бианка-Мария, ее последние слова? Забыли?
Бианка-Мария.Вечером
Анна.Она говорит о тени, которая ложится на все вещи, и о влажной губке, которая стирает все следы, не так ли? «И над этим, — говорила она, — над этим я рыдаю больше, чем над остальным». Это ее последние слова.
Молчание. Она держит в руках золотые весы.
Слышите?
Бианка-Мария.Это кричат соколы в Эвбейских горах.
Анна.Как они кричат сегодня вечером!
Бианка-Мария.Когда воздух загорается зноем, они кричат еще сильнее.
Анна.Почему они кричат? Я хотела бы понимать голоса птиц, как прорицательница. Я раньше не знала этого случая из ее детства, о котором мне рассказал Александр. Она была оставлена на одну ночь в храме Аполлона, а утром ее нашли распростертой на мраморном полу, сжатой кольцами змеи, которая лизала у нее уши. С этого времени она понимала все голоса, носящиеся в воздухе. Она понимала бы теперь крики соколов…
Бианка-Мария (почти забывшись).Крики радости, крики радости. Если бы вы могли видеть, что это за прекрасные и горделивые создания! Они полны жизни, они изнемогают от жизни! Они цвета скал, темные крылья, красноватое тело, беловатая грудь, серая головка. Нет ничего более прелестного и более дикого, чем эта серая головка, где сверкают черные глаза в желтом кружке. Как-то вечером, когда я любовалась ими в небесах, один из сторожей подстрелил одного из них прямо в грудь. Он упал почти к моим ногам, и я подняла его. Смертельно раненый, он все-таки постарался вцепиться в мою руку. Кровь душила его и струилась из клюва, он дрожал от каких-то рыданий, в то время как одна за другой падали красные капли. Глаза потускнели, когти сжались, и маленькая головка повисла на грудь. Еще одна кровавая слеза. Последняя. В моих руках осталась какая-то тряпочка… А между тем, за несколько мгновений до этого, такая свободная, такая упорная жизнь трепетала в небесах!
Анна.Как вы говорите о жизни и как вы говорите о смерти, Бианка-Мария! (Молчание.)Александр на балконе?
Бианка-Мария.Да.
Анна.Что он делает?
Бианка-Мария.Всматривается вдаль. (Молчание.)
Анна.Что я держу в руках?
Бианка-Мария.Весы.
Анна.Ах, весы! (Дотрагивается до обеих чашек.)Они лежали на груди у умершей царевны?
Бианка-Мария.Да, на груди.
Анна.Чтобы взвешивать судьбы! Но они неверные, не так ли, — неверные? Мне кажется, что они перетягивают в одну сторону…
Бианка-Мария.Они испорчены. С одной стороны недостает одной из золотых цепочек, поддерживающих чашку.
Анна.С какой стороны?
Александр (входя с балкона).А вот и Леонард возвращается.
Бианка-Мария.Откуда?