Том 2. Новая анатомия

Хармс Даниил Иванович

Христофор Колумб: Да-да, скажите пожалуйста.

Бобров: Вот я и говорю. Что мне скрывать.

Христофор Колумб: Очень, очень интересно!

Бобров: Ну вот я скажу так: моё воспитание было какое? Приютское.

Христофор Колумб: Ах, пожалуйста, пожалуйста.

Бобров: Меня отец отдал в приют. А. ( держит рот открытым. Христофор становится на цыпочки и заглядывает в рот Боброву).

Бобров: Впрочем, я торговец ( Христофор

отскакивает).

Христофор Колумб: Мне мне было интересно только посмотреть что у вас там… м… м…

Бобров: Так-с. Я значит в приюте и влюбился в баронессу и в чернильницу.

Христофор Колумб: Неужели вы влюбились!

Бобров: Не мешай. Да влюбился!

Христофор Колумб: Чудеса.

Бобров: Не мешай. Да чудеса.

Христофор Колумб: Как это интересно.

Бобров: Не мешай. Да это интересно.

Христофор Колумб: Скажите пожалуйста!

Бобров: Если ты, Христофор Колумб, ещё что-нибудь скажешь…

Сцена быстро меняется. Бобров сидит и ест суп. Входит его жена в одной рубашке и с зонтом.

Бобров: Ты куда?

Жена: Туда.

Бобров: Куда туда?

Жена: Да вон туда.

Бобров: Туда или туда?

Жена: Нет, не туда, а туда.

Бобров: А что?

Жена: Как что?

Бобров: Куда ты идешь?

Жена: Я влюбилась в Баронессу и Чернильницу.

Бобров: Это хорошо.

Жена: Это хорошо, но вот Христофор Колумб засунул в нашу кухарку велосипед.

Бобров: Бедная кухарка.

Жена: Она бедная сидит на кухне и пишет в деревню письмо, а велосипед так и торчит из не?.

Бобров: Да-да. Вот это случай. Я помню, у нас в приюте в 1887 году был тоже. Был у нас учитель. Так мы ему натёрли лицо скипидаром и положили в кухне под стол.

Жена: Боже, да к чему же ты это говоришь?

Бобров: А то ещё был случай.

Выходит Колбасный человек.

<11–30 ноября 1930>

«Едет трамвай. В трамвае едут 8 пассажиров…»

Едет трамвай. В трамвае едут 8 пассажиров. Трое сидят: двое справа и один слева. А пятеро стоят и держатся за кожаные вешалки: двое стоят справа, а трое слева. Сидящие группы смотрят друг на друга, а стоящие стоят друг к другу спиной. Сбоку на скамейке стоит кондукторша. Она маленького роста и если бы она стояла на полу, ей бы не достать сигнальной верёвки. Трамвай едет и все качаются.

В окнах проплывают Биржевой мост, Нева и сундук. Трамвай останавливается, все падают вперёд и хором произносят: «Сукин сын!»

Кондукторша кричит: «Марсово поле!»

В трамвае входит новый пассажир, и громко говорит:

«Продвиньтесь, пожалуйста!» Все стоят молча и неподвижно. «Продвиньтесь, пожалуйста!» — кричит новый пассажир. «Пройдите вперед, впереди свободно!» — кричит кондукторша. Впереди стоящий пассажир басом говорит, не поворачивая головы и продолжая глядеть в окно: «А куда тут продвинешься, что ли, на тот свет». Новый пассажир: «Разрешите пройти». Стоящие пассажиры лезут на колени сидящим и новый пасажир проходит по свободному трамваю до середины, где и останавливается. Остальные пассажиры опять занимают прежнее положение. Новый пассажир лезет в карман, достает кошелёк, вынимает деньги и просит пассажиров передать деньги кондукторше. Кондукторша берёт деньги и возвращает обратно билет.

<Декабрь 1930>

«Шёл трамвай, скрывая под видом двух фанарей жабу…»

Шёл трамвай, скрывая под видом двух фонарей жабу. В нём всё приспособлено для сидения и стояния. Пусть безупречен будет его хвост и люди, сидящие в нём, и люди, идущие к выходу. Среди них попадаются звери иного содержания. Также и те самцы, которым не хватило места в вагоне, лезут в другой вагон. Да ну их, впрочем, всех! Дело в том, что шёл дождик, но не понять сразу: не то дождик, не то странник. Разберём по отдельности: судя по тому, что если стоять в пиджаке, то спустя короткое время он промокнет и облипнет тело — шёл дождь. Но судя по тому, что если крикнуть: кто идёт? — открывалось окно в первом этаже, оттуда высовывалась голова, принадлежащая кому угодно, только не человеку, постигшему истину, что вода освежает и облагораживает черты лица, — и свирепо отвечала: вот я тебя этим (с этими словами в окне показалось что-то похожее одновременно на кавалерийский сапог и на топор) дважды двину, так живо всё поймёшь! Судя по этому, шёл скорей странник, если не бродяга, во всяком случае такой где-то находился поблизости, может быть, за окном.

<1930>

«Мы лежали на кровати. Она к стенке на горке лежала…»

I.

Мы лежали на кровати. Она к стенке на горке лежала, а я к столику лежал. Обо мне можно сказать только два слова: торчат уши. Она знала всё.

II.

Вилка это? или ангел? или сто рублей? Нона это. Вилка мала. Ангел высок. Деньги давно кончились. А Нона — это она. Она одна Нона. Было шесть Нон, и она одна из них.

III.

Подошла собака в маленькой шапочке. Шаги раздавались и купались. Муха открывала окна. Давайте посмотрим в окно!

IV.

Нам в окне ничего не видать. Тебе что-нибудь видать? Мне ничего не видать, а тебе? Мне видать лыжи. А кто на лыжах? Солдат на лыжах, и ремень у него через плечо, а сам он не подпоясан.

1930

«Давайте посмотрим в окно: там увидем рельсы…»