Том 2. Повести

Миксат Кальман

— К чему ты все это говоришь? Куда клонишь? — резко спросила мать короля.

— А к тому, матушка, — мягко ответил Матяш, — что вмешиваться в действия короля — дело трудное.

— О, я понимаю вас, ваше величество, — гордо и насмешливо заметила Эржебет Силади и, с достоинством подняв голову, удалилась в свои покои.

Однако своего она достигла: у короля пропала охота заниматься этим делом, и, хотя господин Балаж Пронаи присоединил к своему докладу еще и просьбу себенского губернатора о скорейшем разрешении вопроса, — Матяш не сделал никаких распоряжений по нему. Память королей подобна решету: мелкие зернышки просеиваются сквозь нее и остаются только крупные.

Прошел

год, а то, пожалуй, и полтора, а дело все еще не тронулось с места. Но однажды, веселясь на свадьбе Анны Драгафи, король встретил в одной из зал Дёрдя Доци, себенского губернатора.

— А, Доци! Ты тоже здесь? Ну, расскажи нам, что нового в Трансильвании! Как поживают наши верные саксонцы и славные румыны?

Доци с глубоким поклоном отвечал:

— Исполнены преданности вашему величеству.

— Ну, а те твои женщины? Откуда они, кстати? — со смехом спросил король.

Трое-четверо вельмож тотчас же поспешили ему на помощь:

— Селищенские женщины.

— Да, да, селищенские. Что с ними?

— Все еще ждут обещанного, — улыбнулся Доци в ответ. Король задумался, и на лбу его собрались три знаменитые по историографиям складки.

— Не так-то все это просто, как вы думаете. Банфи порядком спутал наши расчеты. Он говорит, что уж больно некрасивы твои селищанки. А это усложняет дело. Ну кого я пошлю туда? Изувеченных на войне солдат, наемников? Разве заслужил отличившийся в боях воин, чтобы я его бросил к ведьмам и ксантиппам? Или иноземных пленников? Так они же непременно разбегутся!

— Доводы вашего величества мудры и убедительны, — в шутливом тоне возразил Дёрдь Доци, — но ошибочен их отправной пункт, потому что селищанок скорее можно назвать красавицами, чем даже заурядными женщинами.

Король расхохотался:

— Тогда решайте этот спор с Банфи. Я, право, теперь и не знаю, кому из вас верить. Или, погоди! — Король озорно подмигнул одним глазом. — Пришли-ка нам нескольких… в качестве образцов…

* * *

Много зерен из кошелки сеятеля пропадает бесполезно, угодив на межу или на полевую тропинку, много их выклевывают из борозды птицы. И никогда уже не вырастет из них колоса. Король куда могущественнее простого земледельца, но и из его слов не каждое колосится. Многие пропадают без пользы, а другие даже и зерна в себе не содержат. Если король — человек умный, ему следует говорить как можно меньше (а если не умный — и того меньше). Ведь если не каждое его слово заколосится — это еще полбеды; беда, когда взойдут и принесут плоды те слова, которых и произносить-то не следовало. Так что лучше бы королю не говорить и того немногого, что говорится им.

Вот ведь и теперь — что получилось? Сам дьявол не мог такого оборота предвидеть. На троицын день король отправился в свой варпалотский замок — место его юношеских забав (госпожа Уйлаки прозвала замок «холостяцким»). Вздумается, бывало, королю кутнуть день-другой, он и забирается туда со своими верными друзьями: братьями Цоборами, молодым Канижаи, Палом Гути, Гергеем Розгони — одним словом, со своими сверстниками-аристократами, — сбежав от итальянских наставников, от ученых своих да от важничающих государственных мужей. Обычай этот был введен еще самим Силади. Juventus ventus: вот и пусть его величество слегка проветрит себе мозги от многочисленных наук — надо же мальчику вкусить прелесть отрочества и юных лет. Молодые люди пировали, дурачились, боролись друг с другом, играли в мяч, тешились как кому вздумается, и во время таких состязаний в силе частенько и сам юный король оказывался на лопатках. Но

здесь, в холостяцком замке, это не считалось оскорблением королевского величества, потому что вся суть забав в Варпалоте и состояла в полном равноправии их участников. А церемониям место — в Буде.

В упомянутый год молодые люди решили троицын день провести, как обычно, в Варпалоте. Король вместе со своим шутом Муйко еще в канун праздника, на пятницу, покинул столицу. Приятели же его приехали в замок утром в субботу, и только Иштван Батори прискакал на своей знаменитой кобылице Липитьке поздно вечером.

Его опоздание вызвало переполох.

— Где ты пропадал? Почему так поздно? Наверное, опять какое-нибудь приключение?

— Я примчался прямо из Буды.

— Ну что там новенького сегодня с утра?

Прибывший начал было рассказывать самые свежие придворные и государственные новости, как вдруг вспомнил что-то и, махнув рукой, нетерпеливо воскликнул:

— Ой, ваше величество, и каких же чудо-красавиц прислал из Селища Дёрдь Доци! Трех — в качестве образцов!

— Что ты говоришь?!

— Феи! Благоуханье цветов и свежесть росы! Вся Буда сбежалась глазеть, когда они сегодня в полдень ехали по городу на убранных лентами повозках.

— В самом деле так красивы? Не шутишь, Батори?

— Прикажи выколоть мне глаза, государь, если я хоть когда-нибудь видел более красивых женщин!

— Черт побери! Ну и что дальше?

— Ввиду отсутствия государя их принял палатин.

— Что же он им сказал?

— Я слышал, будто он слегка пощипал их — потому что и старику не удержаться при виде таких краль! — а вот что он им сказал, про то я не знаю. Вероятно, сказал: «Подождите короля!», — а может быть, и так: «Довольно и того, что я вас видел, доложу, мол, потом о красоте вашей!..»

— Ну, я надеюсь, что палатин все же не так сказал, — перебил его король. — Лучше всего, если б он направил их прямиком сюда. Ей-богу, это дивное развлечение поболтать, пошутить немножко с простушками-пастушками. А вы как думаете, господа?

Слова короля встретили единодушное одобрение весело настроенных молодых людей, которые готовы были одобрить его речи, даже если в них содержалась опасность. А уж когда дело пахнет только медом, то и подавно!

— Хорошо бы гонца за ними в Буду послать, — предложил Барнабаш Драгафи.

— Я сейчас кликну, — ухватился за поданную мысль Гергей Розгони, красивый юноша с орлиным носом.

— Эй, нет, погоди! Прежде нужно подумать, — остановил его Матяш, любивший помудрствовать даже над пустяком. — Дело это необычное и уж пи в коем случае не умное. Ergo [41] — глупое. А посему и совета о нем нужно просить у глупца. Позвать сюда Муйко!

На поиски королевского шута отправились сразу четверо; после долгих розысков нашли его на скотном дворе, возле свинарника, где он, по его заверениям, учился хрюкать, поскольку и это искусство тоже относилось к его обязанностям. Придворного шута не следует представлять себе таким, каким его обычно изображают в книгах: что-де остроумие и мудрость так и льются из него потоком, будто лава из Везувия. Как бы не так! Все остроты, сказанные когда-либо всеми шутами средневековья, уместятся и на десяти печатных страницах. Даже при версальском дворе остроумие — редкая птица, а уж что там было требовать от Муйко!

41

Следовательно (лат.).