Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907
Шрифт:
Савва (улыбаясь послушнику). А? Ну как же вы теперь?
Сперанский.Дядя мой, отец диакон, когда брал меня к себе, так условием поставил, чтобы я больше не покушался на жизнь. Что же! Я и сказал: если мы, говорю, действительно существуем, то больше я вешаться не буду.
Савва.А зачем вам знать, существуете вы или нет? Вон небо, посмотрите, какое красивое! Вон ласточки. Травою пахнет… хорошо! (Кпослушнику.)Хорошо, дядя?
Послушник.Савва
Савва.Не знаю, не пробовал. Но думаю, что интересно.
Послушник.Очень интересно. А вы любите змей пускать?
Савва.Давно уже не приходилось. А некогда очень любил.
Сперанский (терпеливо ждущий окончания их разговора). Ласточки! Ну и летают они: что же мне от этого? А может быть, и ласточек этих нет и все это только сонная греза.
Савва.Что же, и сны бывают хорошие.
Сперанский.А мне вот все проснуться хочется — и не могу. Хожу, хожу до устали, до изнеможения, а очнусь — и опять я здесь. Монастырь, колокольня, часы бьют. И все — как сонная греза. Закроешь глаза — и нет его. Откроешь — опять оно появится. Иной раз выйду я в поле ночью, закрою глаза, и кажется мне, что ничего уж нет. Только вдруг коростель закричит, телега по шоссе проедет — и опять, значит, греза. Потому что, если уши заткнуты, тогда и этого не услышишь. А умру я, и все замолчит, и тогда будет правда. Одни мертвые, Савва Егорович, знают правду.
Послушник (улыбаясь, осторожно машет руками на какую-то птицу, шепотом). Спать пора! Спать! Слышишь!
Савва (с неудовольствием). Какие мертвые? Послушайте, господин хороший, у меня ум мужицкий, простой, и я этих тонкостей не понимаю. Про каких вы мертвых говорите?
Сперанский.Решительно про всяких. Оттого-то у мертвых лицо спокойное.
Вы посмотрите: как бы человек перед смертью ни мучился, а умрет — лицо у него сейчас же становится спокойное. Оттого, что правду узнал. Я сюда постоянно хожу, на все похороны, и это даже удивительно. Одну бабу тут хоронили — с горя умерла: мужа у нее на чугунке задавило. Что у нее в голове должно было перед смертью совершаться, подумать страшно, — а лежит такая спокойная: потому что узнала она, что горе ее — одна греза, видение сонное. Я мертвых люблю, Савва Егорович. Мне кажется, что мертвые действительно существуют.
Савва.Я не люблю мертвых… (Нетерпеливо.)Послушайте, однако, вы пренеприятный господин. Вы — как дверь, которая покоробилась от дождя и сквозь которую вечно дует. Вам это говорили?
Сперанский.Да. Высказывали.
Савва.И я не стал бы вас из петли вынимать. Какой дурак вас вынул? Товарищи?
Сперанский.Первый раз отец эконом, а в другой раз — товарищи. Очень жаль, Савва Егорович, что вы так мною недовольны. А я хотел было вам,
Савва.Нет, уж избавьте. Да и вообще…
Послушник (поднимаясь). Отец Кирилл идет, надо удирать!
Савва.А что?
Послушник.Он меня в лесу поймал, как я «го-го» кричал. Ах, ты, говорит, леший, лесной дух, козлоногий… Завтра после обеден, ладно?
(Уходит, сперва идет прямо, потом каким-то танцующим шагом.)
Толстый монах.О чем беседуете, молодые люди? Вы никак будете сынок Тропинина, Егора Ивановича?
Савва.Да, он самый.
Толстый монах.Слыхал, слыхал. Почтенный человек — ваш батюшка. Присесть позволите? (Садится.)Вечер, а как жарко: не быть бы грозе к полуночи. Ну как, молодой человек, нравится вам у нас? Как против столиц?
Савва.Монастырь богатый.
Толстый монах.Да, благодарение Господу. В большом почете во всей, можно сказать, России. Есть многие, что даже из Сибири приходят. Далеко идет слава. Вот скоро праздник…
Сперанский.Утомительно будет вам, батюшка. День и ночь служение…
Толстый монах.Нужно потрудиться для монастыря.
Савва.А не для людей?
Толстый монах.Да и для людей, а то для кого же? У нас в прошлый год сколько одних кликуш исцелилось — конца-краю нет. Слепой прозрел, двое хромых заходили… Вот сами поглядите, молодой человек, тогда улыбаться не будете. Вы, как я слыхал, неверующий?
Савва.Верно слыхали, неверующий.
Толстый монах.Ай-ай, стыдно, стыдно! Конечно, много теперь неверующих из образованного класса, только лучше ли им от этого? Сомневаюсь.
Савва.Нет, не так много. Это они в церковь не ходят и думают про себя, что неверующие, но вера у них, пожалуй, глубже сидит, чем у вас.
Толстый монах.Скажите пожалуйста!
Савва.Ну да, под благородными, конечно, фасонами. Народ образованный.
Толстый монах.Конечно, конечно. Только с верою спокойнее.
Савва.Слыхал я, что дьявол тут по ночам монахов душит?
Толстый монах. (смеется). Пустяки какие!.. (К проходящему мимо седому монаху). Отец Виссарион, пожалуйте-ка сюда! Присаживайтесь. Вот сынок Егор Ивановича утверждает, что нас дьявол по ночам душит. Не слыхали?
Оба монаха благодушно смеются, глядя друг на друга.
Седой монах.Это некоторые от сытости плохо спят, вот им и кажется, что их душат. Дьяволу, молодой человек, в нашу святую обитель не войти.