Том 2. Республика Шкид
Шрифт:
Настроение заметно изменилось, и Викниксор воспользовался этим.
— Ребята, — сказал он печально, — как вам не стыдно… Вы, старшеклассники, все-таки умные, развитые мальчики, и вдруг полюбили человека за какие-то «сосиски»…
Класс нерешительно захихикал.
— Ведь Павел Иванович не педагог, — он цирковой рыжий, который только тем и интересен, что он рыжий!
— Верно! — раздался возглас. — Рыжий! Как в Чипизелли.
— Ну так вот, — продолжал Викниксор. — Рыжего-то вам и в цирке покажут, а литературы
Класс молчал. Сидели подперев головы руками, смотрели на разгуливающего по комнате Викниксора и молчали.
— Так что, — громко сказал Викниксор, — выбирайте: или Пал Ваныч, или литература. Если вы не кончите бузить, — Пал Ваныч, может быть, будет оставлен, но литературу мы принуждены будем вычеркнуть из программы школы.
Он задел больное место. Шкидцы все-таки хотели учиться.
— Ребята! — крикнул Японец. — Ша! Как по-вашему?
— Ша! — повторил весь класс. И все зашумели. Сразу стало легко и весело, как будто за окном утихла буря.
Буза прекратилась. Павла Ивановича изгнали из школы, и штаб повстанцев распустил сам себя.
А вечером после чая Японец сказал товарищам:
— Бузили мы здорово, но, по правде сказать, не из-за Пал Ваныча, как вы думаете?
— Это правда, — сказал Цыган. — Бузили мы просто так — ради самой бузы… А Пал Ваныч — порядочная сволочь…
— Факт, — поддакнул Янкель. — Бить таких надо, как Пал Ваныч…
— Бей его! — с возбуждением закричал Воробей, но он опоздал. Пал Ваныча уже не было в школе. Он ушел, оставив о себе сумбурное воспоминание.
Другую тактику повел некий Спичка, прозванный так за свою необыкновенную худобу. Это был несчастный человек. Боевой офицер, участник двух войн, он был контужен на фронте, навеки сделавшись полуглухим, озлобленным и угрюмым человеком.
В школу он пришел как преподаватель гимнастики и сразу принял сторону начальства, до каждой мелочи выполняя предписание Викниксора и педсовета.
Он нещадно наказывал, записывал в журнал длиннейшие замечания, оставлял без отпусков.
Хороший педагог — обычно хороший дипломат. Он рассчитывает и обдумывает, когда можно записать или наказать, а когда и не следует.
Спичка же мало задумывался и раздавал наказания направо и налево, стараясь только не очень отходить от правил.
Он расхаживал на своих длинных, худых ногах по Шкиде, хмуро оглядываясь но сторонам, и беззлобно скрипел:
— Встань к печке.
— В изолятор.
— Без обеда.
— Без прогулки.
— Без отпуска.
Его возненавидели. Началась война, которая закончилась победой шкидцев.
Школьный совет признал работу Спички непедагогичной, и Спичка ушел.
Тем же кончил и Пессимист — полуголодный студент, не имевший ни педагогической практики, ни педагогического таланта и не сумевший работать среди шкидцев.
Много их перевидела Шкида.
Около
Они приходили и уходили.
Медленно, как золото в песке, отсеивались и оставались настоящие, талантливые, преданные делу работники. Из шестидесяти человек лишь десяток сумел, не приспосабливаясь, не подделываясь под «своего парня», найти путь к сердцам испорченных шкетов. И этот десяток на своих плечах вынес на берег тяжелую шкидскую ладью, оснастил ее и отправил в далекое плавание — в широкое житейское море.
Ольга Афанасьевна — мягкая, тихая и добрая, пожалуй даже слишком добрая. Когда она представилась заведующему как преподавательница анатомии, он недоверчиво и недружелюбно посмотрел на нее и подумал, что вряд ли она справится с его буйными питомцами. Однако время показало другое. То, что другим педагогам удавалось сделать путем угроз и наказаний, у нее выходило легко, без малейшего нажима и напряжения.
Хрупкая и болезненная на вид, она, однако, обладала большим запасом хладнокровия: никогда не кричала, никому не угрожала, и все же через месяц все классы полюбили ее, и везде занятия по ее предмету пошли хорошо.
Даже самые ленивые делали успехи.
Мамочка, Янкель и Воробей — присяжные лентяи — вдруг внезапно обрели интерес к человеческому скелету и тщательно вырисовывали берцовые и теменные кости в своих тетрадях.
Ольга Афанасьевна сумела привить ученикам любовь к занятиям и сделала бы много, если бы не тяжелая болезнь, заставившая се бросить на некоторое время Шкиду.
Гражданская война кончилась. Вступила в свои права мирная жизнь. В городе один за другим открывались новые клубы и домпросветы.
Задумались над этим и в детском доме. Свободного времени у ребят было достаточно, надо было использовать его с толком.
И вот пришла Мирра Борисовна, полная, жизнерадостная еврейка. Она пришла пасмурным осенним вечером, когда в классе царила скука, и сразу расшевелила ребят.
— Ну, ребята, я к вам. Будем вместе теперь работать.
— Добро пожаловать, — угрюмо приветствовал ее появление Мамочка. — Только насчет работы бросьте. Не загибайте. Все равно номер не пройдет.
— Почему же это? — искренне удивилась воспитательница. — Разве плохо разработать пьеску, поставить хороший спектакль? И вам будет весело, и других повеселите.
— Ого! Спектакль? Это лафа!
— Засохни, Мамочка! Дело будет! — раздались возгласы.
Работа закипела.
Подходили праздники, и поэтому Мирра Борисовна с места в карьер взялась за дело. Даже свое свободное время она проводила в Шкиде.
Сразу же подобрали пьесы. Взяли «Скупого рыцаря» и отрывки из «Бориса Годунова». Вечером, собравшись в классе, устраивали репетиции.