Том 2. Республика Шкид
Шрифт:
— Гутен таг, дейтчлянд камераден.
— Гутен таг, гутен таг, — снова заулыбались немцы, но Янкель уже больше ничего не мог сказать, поэтому, передав хлеб новичку, помчался обратно. Там он, состроив невинную улыбку, подошел к заведующему.
— Виктор Николаевич, а как по-немецки будет… Ну, скажем: «Товарищ, дай мне папироску»?
Викниксор добродушно улыбнулся:
— Не помню, знаешь. Спроси у Эллы Андреевны. Она в будке.
Янкель отошел.
Эланлюм сидела в маленькой полуразрушенной беседке на противоположном берегу острова. Она пришла позже детей и, выкупавшись
Янкель повторил вопрос, но Эланлюм удивленно вскинула глаза:
— Зачем это тебе?
— Так. Хочу в разговорном немецком языке попрактиковаться.
Эллушка минуту подумала, потом сказала:
— Камраден, битте, гебен зи мир айне цигаретте.
— Спасибо, Элла Андреевна! — выкрикнул Янкель и помчался к немцам, стараясь не растерять по дороге немецкие слова.
Там он еще раз поклонился и повторил фразу. Немцы засмеялись и вынули по сигарете. Янкель взял обе и ушел, вполне довольный своими практическими занятиями.
На берегу он вытащил сигарету и закурил. Душистый табак щекотал горло. Почувствовав непривычный запах, ребята окружили его.
— Где взял?
— Сигареты курит!
Но Черных промолчал и только рассказал о новичке и о том, как здорово тот говорит по-немецки.
Однако ребята уже разыскали немцев. Поодиночке вся Шкида скоро собралась вокруг моряков.
Еонин выступал в роли переводчика.
Он переводил и вопросы ребят, и ответы немцев.
А вопросов у ребят было много, и самые разнообразные. Почему провалилась в Германии революция? Имеются ли в Германии детские дома? Есть ли там беспризорники? Изучают ли в немецких школах русский язык? Случалось ли морякам бывать в Африке? Видели ли они крокодилов? Почему они курят не папиросы, а сигареты? Почему немцы терпят у себя капиталистов?
Моряки пыхтели, отдувались, но отвечали на все вопросы.
Ребята так увлеклись беседой, что даже не заметили, как подошли заведующий с немкой.
— Ого! Да тут гости, — раздался голос Викниксора.
Эланлюм сразу затараторила по-немецки, улыбаясь широкой улыбкой. Ребята ничего не понимали, но сидели и с удовольствием рассматривали иностранцев, а старшие сочли долгом ближе познакомиться с новичком, выказавшим такие необыкновенные познания в немецком языке.
— Где это ты научился так здорово говорить? — спросил его Цыган.
Еонин улыбнулся.
— А там, в Очаковском. Люблю немецкий язык, ну и учился. И сам занимался — по самоучителю.
— А что ото за «Очаковский»?
— Интернат. Раньше, до революции, он так назывался. Он под Смольным находится. Я оттуда и переведен к вам.
— За бузу? — серьезно спросил Воробей.
Новичок помолчал. Усмехнулся. Потом загадочно ответил:
— За все… И за бузу тоже.
Постепенно разговорились. Новичок рассказал о себе, о том, что жил он в малолетство круглым сиротой, что где-то у него есть дядя, но где — он и сам не знает, что мать умерла после смерти отца, а отца убили в четырнадцатом году на фронте. За разговором время бежит быстро, только оклик Викниксора вернул ребят к действительности.
Солнце уже опускалось за водной гладью Финского залива, когда Викниксор отдал
Когда переправились через канал и вышли на территорию порта, немцы поблагодарили ребят за дружескую беседу и, попросив минутку подождать, скрылись на корабле. Через минуту они вернулись с пакетом и, что-то сказав, передали его Эланлюм.
Немка засияла.
— Дети, немецкие матросы угощают вас печеньем и просят не забывать их. У них у обоих есть дети вашего возраста.
Шкида радостно загоготала и, махая шапками на прощание, двинулась к воротам.
Только один Горбушка остался недоволен тем, что немцы, по его мнению, очень мало дали.
Он всю дорогу тихо бубнил, доказывая своему соседу по паре, Косарю, что немцы пожадничали.
— Тоже, дали! Чтоб им на том свете черти водички столько дали. Это же не подарок, а одна пакость!
— Почему же? — робко допытывался Косарь.
— Да потому, что если разделить это печенье, то по одной штуке достанется только, — мрачно изрек Горбушка, а потом, после некоторого раздумья, добавил: — Разве, может, еще одна лишняя будет, для меня.
— Ну ладно, не скули! — крикнули на Горбушку старшие.
А Цыган, не удовольствовавшись словами, еще прихлопнул ладонью Горбушку по затылку и тем заставил его наконец смириться.
Горбушка получил прозвище благодаря необычной форме своей головы. Черепная коробка его была сдавлена и шла острым хребтом вверх, действительно напоминая хлебную горбушку.
Несмотря на то, что Горбушка был новичок, он уже прославился как вечный брюзга и ворчун, поэтому на его скульбу обычно никто не обращал внимания, а если долгое ворчанье надоедало ребятам, то они поступали так, как поступил Цыган.
Теплое чувство к морякам сохранилось у шкидцев, и особенно у Янкеля, у которого, кроме приятных воспоминаний, оставалась еще от этой встречи заграничная сигарета с узеньким золотым ободком.
После этой прогулки ребята прониклись уважением к новичку.
Случай с немцами выдвинул Еонина сразу, и то обстоятельство, что старшие шли с ним рядом, показало, что новичок попадает в «верхушку» Шкиды.
Так и случилось. Еонина перевели в четвертое, старшее отделение. Умный, развитой и в то же время большой бузила, он пришелся по вкусу старшеклассникам. Скоро у него появилась и кличка — Японец, — и получил он ее за свою «субтильную», по выражению Мамочки, фигуру, за легкую раскосость и вообще за порядочное сходство с сынами страны Восходящего Солнца.
Еще больше прославился Японец, когда оказался творцом шкидского гимна.
Произошло это так.
Однажды вечером воспитатели сгоняли воспитанников в спальни, и классы уже опустели. Только в четвертом отделении сидели за своими партами Янкель и Япончик.
Янкель рисовал, а Японец делал выписки из какой-то немецкой книги.
Вдруг в класс вошел Викниксор. По-видимому, он был в хорошем настроении, так как все время мурлыкал под нос какой-то боевой мотив.
Он походил по классу, осмотрел стены и согнувшиеся фигуры воспитанников и вдруг, остановившись перед партой, произнес: