Том 20. Избранные письма 1900-1910
Шрифт:
Миша уезжает, и оборвал. А главное о дяде Сереже*. О нем всегда думаю.
Л. Т.
19. Директору «La scena illustrata»
<перевод с французского>
1900 г. Октября 31. Кочеты.
Благодарю высокочтимого маестро Верди за то чистое наслаждение, которое я испытывал с моей ранней юности, слушая его прекрасную музыку*.
Лев Толстой.
31
20. В. Г. Черткову
1900 г. Декабря 12. Москва. 12 дек.
Получил вчера ваши вторые письма о делах переводов* со вложением статьи «Revue B[lanche]»*.
Я никакому Блуменау не давал авторизации, кажется и не получал от него письма*. Я знаю, как важно для дела и, главное, для вашего спокойствия, чтобы я твердо держался установленного порядка, чтобы за границу все мои писания проникали только через вас, и потому строго держусь и буду держаться этого.
Драму я, шутя, или, вернее, балуясь, я написал начерно, но не только не думаю ее теперь кончать и печатать, но очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь это сделал*. Так много более нужного перед своей совестью, и так я себя чувствую вот уже скоро 2 месяца неспособным к умственной работе, не чувствую потребности к ней. Сначала это меня огорчало, а теперь думаю, что это хорошо. Душа не chome pas* — идет другая работа, может быть — лучшая.
Как хорошо, что вы довольны своими помощниками.
Затея издания кончилась*. Я жалею, по слабости. Это поощряло бы меня писать легкомысленное.
Прощайте, целую вас. Присылайте мне, что напечатаете.
Так вы никогда не верьте, чтобы я кому-либо дал разрешение без вас, и, пожалуйста, имейте ко мне доверие, что я не то что доверие к вам имею — между нами не может быть такого слова, а что я благодарен, и то не хорошо, а просто радуюсь, что вы есть и что вы делаете дело, которое мы думаем, что оно не наше, а его. И то боюсь думать. Его дело только то, чтобы стараться быть совершенным, как он, а это так — только потому что надо же что-нибудь делать.
1901
21. С. H. Толстому
1901 г. Января 24. Москва.
Да, было время, что я надеялся побывать у вас, и очень радовался этому. Мне так душой хорошо у тебя и Маши*. Но теперь и не мечтаю. С того времени — 4-й месяц, как поехал к Тане в Кочеты* и прищемил палец дверью вагона, так что ноготь сошел и до сих пор не вырос, — чувствую, что вдруг опустился сразу ступени на три старости; кроме маленьких физических недугов, главное то, что нет охоты писать, и я, к стыду своему, нет-нет да и пожалею об этом. Так я привык к этой работе. И иногда кажется, что нужно еще что-то сказать. Но это все вздор. И без меня всё скажут, и людей много, и времени впереди много.
Читаю много газет и книг. Но рекомендовать ничего не могу: нешто Мопассан «Les dimanches d'un bourgeois de Paris»*.
Я рад, что Верочка* с вами. Маша мне немножко пишет про нее. Целую ее и очень жалею, что не пришлось повидаться. Таню ждем к свадьбе или скоро после. Свадьба (Мишина) будет 31-го. Смотрю на них, на всю их глупость молодую и стараюсь вспоминать свою глупую молодость, чтобы не осуждать их.
Мне хорошо в своей внутренней жизни, и все становится лучше и лучше, все больше и больше научаешься не осуждать людей и во всем, что случается, видеть для себя урок испытания и приготовления. Далеко до лета, а очень хотелось бы повидаться с тобой. Это одна из радостей моей жизни.
Привет Марье Михайловне. Надеюсь, она не сердится на меня. Прощай.
Л. Толстой.
24 января 1901.
Не верь газетчикам. Они печатают известия о здоровье и болезни, чтобы наполнить столбцы, а добрых людей тревожить*.
22. Д. Ф. Трепову
1901 г. Января 24. Москва.
Дмитрий Федорович,
Передаст вам это письмо князь Илья Петрович Накашидзе, мой приятель и человек, пользующийся всеобщим уважением и потому заслуживающий внимания к своим словам. С его братом, прекрасным юношей, чистым, нравственным, ничего никогда не пьющим*, случилась ужасная, возмутительнейшая история, виновниками которой полицейские чины*.
* Говорю об этом потому, что его обвинили в пьянстве.
Судя по тому, что случилось с молодым Накашидзе, каждый из нас, жителей Москвы, должен постоянно чувствовать себя в опасности быть осрамленным, искалеченным и даже убитым (молодой Накашидзе теперь опасно болен) шайкой злодеев, которые под видом соблюдения порядка совершают безнаказанно самые ужасные преступления.
Я вполне уверен, что совершенное полицейскими преступление будет принято вами к сердцу и что вы избавите нас от необходимости давать этому делу самую большую огласку и сами примете меры к тому, чтобы все полицейские знали, что такие поступки некоторых из них не одобряются высшим начальством и не должны повторяться.
Пожалуйста, потрудитесь прочесть описание, сделанное пострадавшим. Оно носит такой характер правдивости, что, и не зная лично этого молодого человека, нельзя сомневаться в истинности его показаний.
Желаю вам всего хорошего.
Лев Толстой.
Москва, 24 января 1901.
23. И. Е. Конкину
1901 г. Февраля 24. Москва.
24 февраля 1901. Москва.
Мне так нездоровится, что просил моего помощника написать вам*. Теперь же чувствую себя настолько бодрым, что хочется написать вам несколько слов, любезные братья и сестры.