Том 20. Избранные письма 1900-1910
Шрифт:
В Берлине хотят прочесть мой доклад штокгольмский и делают или хотят сделать из этого особенный шум. И мне это неприятно. Я думаю, что доклад этот не стоит того. Что вы об этом думаете?* Другим не говорю этого, но вам скажу, что мне последнее время грустно, тяжело. Разумеется, потому что сам плох. Но не унываю, стараюсь быть получше. Прощайте, до скорого свидания. Целую всех.
Л. Т.
Нынче получил милые письма внучат. Спасибо им.
236. H. H. Гусеву
1909 г. Сентября 21. Ясная Поляна.
Спасибо, милый друг Николай Николаевич, что пишете не очень редко*. По письмам вашим вижу, что вы середка на половинку — не слишком тоскуете и не храбритесь перед нами, выказывая свое настроение лучше, чем оно есть. Я все надеюсь дожить до вашего возврата и не продолжением моей жизни, а сокращением вашей ссылки.
Лев Толстой.
237. Б. В. Кабанову
1909 г. Октября 5. Ясная Поляна.
5-го октября 09 г. Ясная Поляна.
Борис Владимирович,
Думаю, что собирание частушек и обработка их хорошее, полезное дело. Судя по вашему письму, вы сделаете это дело очень хорошо, потому что видно, что любите и уважаете собирательного автора их*.
238. Яну Стыке
<перевод с французского>
1909 г. Октября 12. Ясная Поляна.
Дорогой друг,
Я очень вам признателен за ваше намерение перевести мою книгу «Круг чтения». Немецкий экземпляр вам немедленно будет выслан. Что касается опубликования моего письма, то распоряжайтесь им, как найдете желательным*.
Благодарю вас за эскиз вашей новой картины, которая, как большинство ваших картин, совмещает идею общего значения с действительностью*.
Ваш друг
Лев Толстой.
239. В. Г. Черткову
1909 г. Октября 22. Ясная Поляна.
Нынче волнительное, хорошо волнительное утро. Сейчас только вернулся с деревни, где ходил смотреть проводы молодых ребят, везомых на ставку. Залихватская гармония с песней и приплясыванием, и завывания баб, и удивление и участие ребятенок, и тихие слезы стариков отцов. — А этот чей? — спросил я, указывая на высокого стройного молодца, у старика, знакомого мне, Прокофья.
— Мой, — и захлюпал и зарыдал. И я тоже, как и теперь, плачу, вспоминая это. Это одно впечатление*, другое — вашего прекрасного, истинно дружеского, и не дружеского, моего лучшего я, письма. Разумеется, вы во всем, — кроме несоответствующей действительности важности, которую вы приписываете мне, — во всем правы. Спасибо вам, милый друг. Да и нечего благодарить, потому что знаю, что вам хорошо любить меня, как и мне вас. Вот и все пока.
Л. Т.
22 октября.
Я рад теперь, что написал вам в минуту моей слабости. Это вызвало ваше такое хорошее, бодрящее письмо*.
240. Литературному фонду
1909 г. Ноября 4. Ясная Поляна.
Вспоминаю основателей и приветствую сотоварищей Литературного фонда. Сочувствую его доброй пятидесятилетней деятельности*. Рад буду внести свою лепту в предполагаемый сборник*.
Лев Толстой.
5. XI.09.
241. Т. Л. Сухотиной (П. А. Полилову)
1909 г. Ноября 6–7. Ясная Поляна.
6 ноября 09 года. Ясная Поляна.
Петр Александрович,
Ваша статья с письмом ко мне доставила мне большую радость*. Я давно уже перестал, да и никогда не интересовался политическими вопросами, но вопрос о земле, то есть земельном рабстве, хотя и считается вопросом политическим, есть, как вы совершенно верно говорите,
Помогай вам бог закончить этот труд, и чем скорее, тем лучше. Знакомы ли вы с Николаевым? Познакомьтесь, это такой знаток Генри Джорджа, и такой страстный сторонник его учения, и такой прекрасный человек, каких редко встретить.
Очень благодарю вас за радость, которую вы мне доставили.
Мне думается, что вопрос о несправедливости земельного рабства и о необходимости освобождения от него стоит теперь на той же степени сознания его, на котором стоял вопрос крепостного права в 50-х годах: такое же сознательное возмущение народа, живо сознающего совершаемую над ним несправедливость, такое же сознание этой несправедливости в редких лучших представителях богатых классов и такое же грубое, отчасти неумышленное, отчасти умышленное непонимание вопроса в правительстве. Разница только в том, что тогда для освобождения крепостных был у правительства образец Европы и, главное, Америки, теперь же образца этого нет, а если и есть, то образец этот, состоящий в образовании мелкой частной земельной собственности, не только не освобождает народ от земельного рабства, а, напротив, закрепляет его. И, как всегда, правительственные люди, стоя на самой низкой и нравственной и умственной ступени, в особенности теперь, после победы над революцией, ставшие особенно самоуверенными и дерзкими, не будучи в состоянии ни думать самобытно, ни понимать безнравственность земельной собственности, смело ломают вековые устои русской жизни для того, чтобы привести русский народ в то ужасное, безнравственное и губительное состояние, в котором находятся народы Европы. Люди эти не понимают по своей ограниченности и безнравственности того, что русский народ находится теперь не в том положении, в котором свойственно заставить его подражать Европе и Америке, а в том, в котором он должен показать другим народам тот путь, на котором может быть достигнуто освобождение людей от земельного рабства. Если бы правительство, не говорю уже, было бы умным и нравственным, но если бы оно было хоть немного тем, чем оно хвалится, было бы русским, оно бы поняло, что русский народ с своим укоренившимся сознанием о том, что земля божья и может быть общинной, но никак не может быть предметом частной собственности, оно бы поняло, что русский человек стоит в этом важнейшем вопросе нашего времени далеко впереди других народов. Если бы наше правительство было бы не совсем чуждое народу, жестокое и грубое и глупое учреждение, оно бы поняло не только ту великую роль, которую предстоит ему осуществить, оформив их великие, передовые идеалы народа, но поняло бы и то, что то успокоение, умиротворение народа, которого оно добивается теперь неслыханными со времен Иоанна Грозного казнями и всякого рода ужасами, могло бы быть наверное достигнуто только одним: осуществлением общего, народного идеала: освобождения земли от права собственности. Не нужно было бы тогда ни царю, ни его министрам, как преступникам, прятаться от народа за тройными стенами стражей. Только объяви манифест, как тогда, при освобождении крепостных, о том, что правительство занято освобождением от земельного рабства, и народ лучше всех стражей охранит правительство, которое он тогда признает своим. Слепота людей нашего так называемого высшего общества поразительна. Дума? При всех встречах моих с членами Думы я считал своей обязанностью умолять их о том, чтобы они хотя бы подняли в своей Думе вопрос об освобождении земли от права собственности и о переводе по Джорджу налогов на землю. Ответ всегда один: мы не занимались этим вопросом, незнакомы с ним, главное же то, что вопрос этот ни в каком случае не будет принят к обсуждению. Очевидно, эти господа слишком усердно заняты молотьбой пустой соломы, чтобы иметь досуг подумать о том, что одно важно и нужно. Они слепые, а что хуже всего, уверенные, что зрячие.
Так как же мне не радоваться вашей деятельности!
Пожалуйста, пишите мне об успехе вашей работы.
Дружески, с благодарностью жму вам руку.
Лев Толстой.
7 ноября 09 года.
Ясная Поляна.
242. H. С. Логунову
1909 г. Ноября 11. Ясная Поляна.
11-го ноября 09 г., Ясная Поляна.
Посылаю вам адреса людей, понимающих христианское учение так же, как мы, без церковного толкования, но советую вам, прежде чем к ним ехать, списаться с ними, спросить, могут ли они принять вас*.