Том 22. Избранные дневники 1895-1910
Шрифт:
22 ноября 1905. Ясная Поляна. За это время поправлял «Божеское и человеческое» и все недоволен. Но лучше. Начал Александра I*. Отвлекся «Тремя неправдами»*. Не вышло. Здоровье — равномерное угасание. Очень хорошо. Великое событие — Таня родила*. Приехала Маша с мужем. Очень хочется писать «Александра I». Читал Павла и декабристов*. Очень живо воображаю. […]
Пропустил эти страницы и пишу. 9 декабря 1905. Ясная Поляна. За это время закончил «Божеское и человеческое». Писал: «Свободы и свобода»,
1) Как это люди не видят, что жизнь есть зарождение нового сознания, а смерть — прекращение прежнего и начало нового.
2) Когда наступит новый, разумный, более разумный склад общественной жизни, люди будут удивляться тому, что принуждение работать считалось злом, а праздность — благом. Тогда, если бы тогда было наказание, лишение работы было бы наказанием.
[…] 5) Переход от государственного насилия к свободной, разумной жизни не может сделаться вдруг. Как тысячелетия слагалась государственная жизнь, так, может быть, тысячелетия она будет разделываться.
16 декабря. Писал немного «Александра I». Но плохо. Пробовал писать воспоминания — еще хуже. Два дня совсем ничего не писал. Все нездоров желудком и был очень сонен умственно и даже духовно. Ничто не интересует. Такие периоды я еще не привык переносить терпеливо. В Москве продолжаются ужасы озверения. Известий нет, поезда не ходят * . Иногда думаю написать соответственно обращению к царю и его помощникам — к интеллигенции и народу * . Но нет сильного желания, хотя знаю ясно, что сказать. Все борюсь с своей антипатией к NN и почти безуспешно. Вчера он не понял, начал из середины, не понимая, и у меня заколотило сердце. Col`ere rentr'ee [48] еще хуже. Надо, надо победить. От Черткова телеграмма. «Конец века» вышел 23, 10. Из Москвы ничего не знаю.
48
Сдерживаемый гнев (фр.).
[…] Да, еще: ясно пришел в голову рассказ — сопоставление параличной старушки, радующейся на то, что может уже до печки дойти, с плешивым Потоцким: «Ah, que je m’emb^ete!» [49] *
18 декабря 1905. Ясная Поляна. Немного лучше, но продолжается умственная слабость. Вчера ничего не писал. Нынче начал писать «Александра I», но плохо, неохотно. Записать надо то, что видел во сне.
Кто-то говорит мне: вы хороший человек? Я говорю: сказать, что я хороший человек, будет несмирение, то есть что я не — хороший человек; сказать, что я дурной, будет рисовка. Правда в том, что я бываю и хороший и дурной человек. Вся жизнь в том проходит, что, как гармония, стягивается и растягивается и опять стягивается — от дурного до хорошего и опять к дурному. Быть хорошим значит только то, чтобы желать чаще быть хорошим. И я желаю этого.
49
Ах, как я бешусь от скуки (фр.).
23 декабря 1905. Ясная
[…] Не дотрогивался в это время ни до «Александра I», ни до воспоминаний. А хочется. Записать:
[…] 2) Один из главных мотивов революции это — чувство, которое заставляет детей ломать свои игрушки, страсть к разрушению.
3) Теперь, во время революции, ясно обозначились три сорта людей с своими качествами и недостатками. 1) Консерваторы, люди, желающие спокойствия и продолжения приятной им жизни и не желающие никаких перемен. Недостаток этих людей — эгоизм, качество — скромность, смирение. Вторые — революционеры — хотят изменения и берут на себя дерзость решать, какое нужно изменение, и не боящиеся насилия для приведения своих изменений в исполнение, а также и своих лишений и страданий. Недостаток этих людей — дерзость и жестокость, качество — энергия и готовность пострадать для достижения цели, которая представляется им благою. Третьи — либералы — не имеют ни смирения консерваторов, ни готовности жертвы революционеров, а имеют эгоизм, желание спокойствия первых и самоуверенность вторых.
Думал, что для воспоминаний — напишу ли я когда подробно — надо хотя бы из каждого возраста написать сцены, события, душевные состояния самые характерные.
27 декабря 1905. Ясная Поляна. Все эти дни исправлял «Правительство, революционеры и народ». Кажется, кончил, но не знаю, куда девать. Довольно хорошо себя чувствую и живу. Нынче — теперь утро — проводил Дунаева и Никитина, бездна Сухотиных, и чувствую себя слабым. Получил письмо от Великанова*. Надо ответить наилучшим образом не только письмом, но и делом. Трудно. Тем лучше. Решай трудное. Поправил вчера корректуры «Круга чтения» за июль месяц. И мне очень не понравилось. Неприятное чувство остается от игры в карты, а все-таки несравненно лучше разговоров. Записать надо:
[…] 2) Дунаев ужасается на зверство людей. Я не ужасаюсь. Это кажется удивительно, но происходит это оттого, что тот ужас, который он испытывает теперь при проявившемся зверстве (причина которого в отсутствии религии), я испытал 25 лет тому назад, когда увидал себя вооруженным рассудком животным, лишенным всякого понимания смысла своей жизни (религии), и увидал кругом всех людей такими. Я тогда ужаснулся и удивлялся только тому, что люди не режут, не душат друг друга. И это не фраза, что я ужаснулся тогда. Я действительно ужаснулся тогда едва ли не более, чем люди ужасаются теперь. То же, что делается теперь, есть то самое, перед чем я ужаснулся и чего ждал. Я — как человек, стоящий на тендере поезда, летящего под уклон, который ужаснулся, увидав, что нельзя остановить поезда. Пассажиры же ужаснулись только тогда, когда крушение совершилось.
[…] 6) Еще ясная пришла характеристика Александра I, если удастся довести хоть до половины. То, что он искренно, всей душой хочет быть добрым, нравственным и всей душой хочет царствовать во что бы то ни стало. Показать свойственную всем людям двойственность иногда прямо двух противоположных направлений желаний.
Сейчас ночь 31 декабря 1905, начало 1906. Все это время добавлял «Правительство, революционеры, народ». Иногда кажется нужно, иногда слабо. Здоровье недурно. Но нет живости мысли. Записать только две:
1) Читая Строганова о Ромме*, был поражен его геройством в соединении с его слабой, жалкой фигуркой. Напомнило Николеньку. Я думаю, что это чаще всего бывает так. Силачи, чувственные, как Орловы, бывают трусы, а эти — напротив.
Другое 2) Моя двойственность. То я поутру и ночью истинно мудрый и хороший человек, то я — слабое, жалкое существо, не знающее, что с собой делать. Разница в том, что первое — настоящее, а во втором состоянии я знаю, что я в тумане заблуждений.