Том 29. Так велела царица Царский гнев Юркин хуторок
Шрифт:
— Это папа вернулся с поля! — вскричал Бобка.
— Нет, не папа, папа поехал в бричке, а это чужой экипаж, да и лошади чужие, — возражал ему Сережа.
Юрик, поднявшись на локте, старался разглядеть находившегося в коляске господина.
Вот незнакомый господин вылез из коляски и вошел в ворота. Это был еще молодой человек с загорелым лицом, с черной бородкой, одетый в изящный дорожный костюм, с сумкою через плечо, какие обыкновенно носят путешественники.
Едва только незнакомец успел приблизиться к скамье под липой, как Фридрих Адольфович вскочил со своего места
— Витенька мой! Князенька мой! Дрюшочек мой! Не обмануль, приекаль! — лепетал он, чуть не плача от радости и целуя молодого человека.
Вновь прибывший казался не менее растроганным, нежели Фридрих Адольфович. Он ласково трепал по плечу Гросса, называл его "милым Фриценькой" и смотрел на него радостными, счастливыми глазами. Потом, когда первый порыв восторга понемногу утих, господин Гросс подвел незнакомца к детям и проговорил дрожащим от волнения голосом:
— Вот, Витенька, мой новие воспитанники! Полюбите их, если можно!
Князь Виталий (это был он) перецеловал всех трех мальчиков Волгиных.
— Очень рад, очень рад познакомиться, — говорил он любезно, сияя своими добрыми темными глазами и милой, ласковой улыбкой.
Вскоре затем приехал Юрий Денисович с поля и очень обрадовался при виде гостя.
— Мы так много слышали о вас хорошего от Фридриха Адольфовича, — проговорил он любезно, — что уже успели полюбить вас заочно!
За обедом князь Виталий рассказывал, как он учился за границей, жил там все эти шесть лет. Говорил о своем отце, который ждет его в Париже.
— Разве вы не надолго к нам приехали? — спросил Юрий Денисович молодого князя.
— О, это будет зависеть от моих дел, — ответил тот и, незаметно переглянувшись с Фридрихом Адольфовичем, остановил взгляд на слепой Лидочке.
Вообще Сережа и Бобка заметили сразу, что гость подолгу смотрел на их слепую сестрицу, точно изучая ее лицо.
После обеда Фридрих Адольфович, гость и хозяин дома выслали детей из столовой и, плотно закрыв двери, о чем-то долго и тихо совещались.
Мальчики побежали к Юрику, обедавшему у себя, лежа на постели в детской, и таинственно сообщили ему об этом.
Юрик долго ломал голову, о чем бы могли так долго говорить старшие, но ничего не мог придумать на этот раз.
Одна только слепая Лидочка, казалось, мало обращала внимания на то, что вокруг нее происходило. Она после обеда тихонько побрела на свое излюбленное место под старой липой, где погрузилась в задумчивость по своему обыкновению, чутко прислушиваясь к пению птичек и трескотне кузнечиков, прыгающих в траве.
Девочка сидела так довольно долго, до тех пор, пока не послышались шаги на дорожке и ласковый голос отца не окликнул ее:
— Ты здесь, моя деточка? А мы с князем искали тебя повсюду. И нежная отцовская рука легла на золотистую головку слепого ребенка.
— Вы ничего не видите, дитя мое? — спросил ее ласковый голос молодого
— Да! Но это было так давно! — произнесла со вздохом Лидочка. — Теперь я начинаю уже позабывать ее немного, и что бы я ни дала на свете, чтобы увидеть ее снова!
— И вы увидите ее с Божьей помощью, дитя мое! — произнес с уверенностью князь Виталий. — Ведь вы позволите мне подлечить ваши больные глазки? Вы согласитесь перенести неприятную, тяжелую операцию, чтобы потом быть здоровой и зрячей, как другие дети?
— О да, я сделаю все, что хотите, — произнесла горячо слепая, — только верните мне зрение, добрый доктор!
— Отлично! — произнес дрогнувшим голосом князь. — Завтра вы с папой переселитесь со мной в город, и мы начнем ваше лечение. Но не говорите ни слова об этом братьям. Я верю, что с Божьей поиощью лечение удастся, и твердо надеюсь на Его помощь, но лучше, если никто из детей не будет знать об этом до поры до времени…
— Я сделаю так, как вы хотите! — произнесла маленькая слепая с трогательной покорностью в голосе.
В тот же вечер детям было объявлено, что их отец и Лидочка уезжают в город, где у Юрия Денисовича накопилось много дел по хутору. А наутро, нежно перецеловав своих сыновей, Юрий Денисович поручил их всех надзору Гросса и нянюшки, обещав вернуться через неделю и прося Фридриха Адольфовича ежедневно писать ему в город о здоровье и времяпрепровождении сыновей.
Когда коляска, принадлежащая Волгиным, с сидящими в ней отцом и дочерью мягко покатилась по дороге из хутора, из-за лесной опушки показалась легкая бричка, в которой сидел князь Виталий, и присоединилась к хуторской тройке.
В лесном домике праздновалось рождение Дмитрия Ивановича. Мая задолго до дня семейного праздника прибежала на хутор, чтобы пригласить детей Волгиных провести в лесу целый день. Но оставить дома без себя Юрика на такой долгий срок Фридрих Адольфович никак не мог решиться. И потому, пообещав Мае прийти к ним попозднее под вечер, он целый день посвятил больному. Тотчас же после обеда Фридрих Адольфович попросил нянюшку занять его место около постели Юрика, а сам поспешил с двумя его братьями в лесной домик. Юрик остался с Ириной Степановной. Ему казалось очень скучным лежать в постели. Пока было еще светло, мальчик читал книжки, но когда понемногу стало смеркаться (августовские сумерки наступают рано), Юрик начал заметно тосковать.
— Скорее бы наши вернулись! — говорил он няне, поминутно вздыхая и ворочаясь в постели с боку на бок.
— Да рано еще, Юрушка, — отвечала та, — поди, еще и восьми часов нет.
— Даже и восьми нет! А иллюминация и фейерверк начнутся только в десять! — произнес печальным голосом мальчик.
— Кто ж виноват, что не пришлось и тебе повеселиться в гостях! Шалил бы поменьше, так и не болел бы зря-то! — заворчала на мальчика Ирина Степановна, которую после всех ее хлопот и забот по хозяйству так и тянуло уснуть где-нибудь хорошенько в уютном и теплом уголку.