Том 3. Чёрным по белому

Аверченко Аркадий Тимофеевич

Уполномоченный партии анархистов

«Черный Северный Орел».

II

Г. Дукмасову

Г. Дукмасов! Вы вчера осмелились нарушить наш категорический приказ. Сегодня вы должны были бы быть убиты. По этому поводу было экстренное собрание партии «Ч.С.О.», но голоса разделились: часть утверждала, что вас нужно убить без всяких отсрочек, а другая часть настаивала на том, что вы не исполнили приказания только потому, что не имели такой суммы. Согласившись со вторым мнением, даем вам отсрочку и назначаем новую сумму: завтра в 11 часов ночи положите под левое дерево у входа в городской сад 1000 рублей. В случае неисполнения вами вышеозначенного — на другой день вы будете лежать с простреленным лбом, а дом ваш запылает

с четырех концов. Подписано:

Уполномоченный партии анархистов

«Черный Северный Орел».

Секретарь Коршун.

Исполнитель — Черноглазый.

III

Его высокородию господину Дукмасову

Молитесь, г. Дукмасов! Дни ваши сочтены… В течение завтрашнего дня вы будете убиты. Вы заставили членов нашей партии совершенно напрасно продежурить всю ночь под проливным дождем — и партия вынесла вам смертный приговор. Вы даже не положили под дерево какого-нибудь письма с извинением или объяснением причин. Может быть, у вас не было денег… Может быть, вы не успели взять их из банка… Бывают разные случайности. Нужно в таких случаях сообщать. Снисходя к вашему возрасту и имущественному положению, предлагаем вам завтра в 1 ч. ночи положить под левое дерево у входа в городской сад 50 рублей, В противном случае вы будете отравлены мучительным ядом (не позже вторника), дом ваш запылает, а в вашего сына Степу будет брошена бомба. Супруга ваша скончается от удара ножом.

Председатель партии «Черн. Сев. О р.».

Уполномоченный.

Исполнитель приговора Илья Беспощадный.

Кассир — по прозвищу Ятаган.

IV

Его высокоблагородию Семену Семеновичу

господину Дукмасову

Милостивый государь! Итак — свершилось… Война объявлена! Что вам стоило положить каких-нибудь несчастных пятьдесят рублей? Вы этого не сделали… Следовательно, ваша жизнь, жизнь вашей жены, сына и кухарки, а также вея домашняя обстановка, имеющая быть сожженной, — все это дешевле пятидесяти рублей?!. Предупреждаем, что ваш сын Степка будет подвергнут мучительной смерти: он будет похищен, и с него немедленно, наслаждаясь его мучениями, сдерут кожу. Жену вашу мы решили оставить в живых, предварительно выколов ей глаза и отрезав язык — пусть мучается! А что мы сделаем с вами — одна мысль об этом должна привести вас в содрогание… Опомнитесь! Впрочем, если вы положите под левое дерево… Нет! Нет! Больше никаких уступок — ваша гибель решена, и вы умрете…

Партия соц. — анархистов «Ч.С.О.»

Отдел «Кровавая расправа».

Председатель отдела Василий Красное пятно.

Палач — Илья Хмурый.

P. S. Впрочем, если вы положите под дерево (левое) в городском саду 5 руб. наличными и 4 билета в кинематограф «Иллюзия» на вторые места — может быть, партия пощадит вашу обреченную на мучения семью.

V

Дукмасову

Довольно милосердия! Довольно просьб… Мы щадили вас — и совершенно напрасно. Вам было жалко каких-то пяти рублей и несчастных четырех билетов в кинематограф (ученические, на 2-е места — по двадцати двум каким-то несчастным копейкам за штуку) — пусть! Этим самым вы подписали приговор своему любимому сыну дурацкому Степке-растрепке. Завтра по выходе из гимназии он будет избит так, что можно будет прямо везти его на кладбище. Ха! Ха! Ха!

Партия анархистов «Ч.С.О.»

Председатель Илья Зловещий.

VI

Господину Семену Семеновичу Дукмасову

Милостивый государь! Приносим вам жалобу на сына вашего Степана, который, подравшись, по выходе из гимназии, вчера с нашим сыном Илюшей, избил последнего так, что он сидит дома, весь в синяках. Остепените вашего отпрыска — иначе мы будем жаловаться директору гимназии. Бедный Илюша целый день плачет, и даже был доктор.

С уважением к вам, но не к вашему неистовому сыну Степану —

чиновник Исидор Хромоногов

Рассказ

из великосветской жизни

Разговор мы вели самый незначительный… Что-то, кажется, о затонувших пароходах и о способах их вытаскивания из воды. Тысячи таких разговоров ведут незнакомые люди, случайно встретившиеся друг с другом.

Выбор же сюжета объясняется тем, что мы в то время сидели на берегу реки на покосившейся скамейке.

Собеседник мой был старый, серый, износившийся человек… Заботы и огорчения безжалостно исковеркали его лицо, избороздив целым десятком крупных морщин лоб, щеки и губы.

Разговаривали мы вяло. Улучив минуту молчания, он, с не свойственным ему оживлением, внезапно повернулся ко мне грудью и задал вопрос:

— А занимались вы когда-нибудь шантажом?

— Не приходилось. Конторщиком был, гравером, писателем, а заняться шантажом — этого не было.

— Не подвертывалось случая?

— Нет, так просто… А что?

— А я пробовал.

— Выгодно?

— Вот вы послушайте… Вы человек молодой, и вам это может пригодиться… Нынче свет стал совсем иной, все меняется с головокружительной быстротой, чуть ли не с каждым годом, — и кто этого не учитывает, тот дурак.

— Неужели?

— Уверяю вас. Так вот как… Дело было четырнадцать лет тому назад летом на курорте, где я немного лечился и очень много бездельничал. Шантажом я в то время не занимался, мне и в голову это не приходило. А может быть, просто не подвертывалось случая, вот — как вам.

Я открыл рот, желая возразить ему, но он сделал успокоительный жест:

— Хорошо, хорошо. Это ваше личное деликатное дело. А со мной случилось вот что: бродя однажды утром по пустынному пляжу, я увидел у самого берега на песке девочку лет восьми-девяти, которая сидела в непринужденной позе и внимательно рассматривала пойманного ею микроскопического краба. В пылу этого занятия простодушное дитя совершенно не обращало внимания на свой костюм. Короткое платье сбилось кверху, обнажило голые ножки, и, когда мой рассеянный невнимательный глаз скользнул по ним, я увидел на левом бедре выше колена родимое пятно. Оно было большое, величиной в полтинник, и резко выделялось коричневым цветом на фоне белой кожи.

Я прошел мимо, и — представьте себе, — машинально мысль моя заработала около девочки и этого родимого пятна. Теперь, подумал я, невинное дитя природы не стесняется своей наготы и всякий может увидеть ее родимое пятно, а когда дитя превратится в девушку и жену — об этом пятне убудет знать только муж… И сейчас же явилась другая мысль: «или любовник»… А третья явившаяся мысль была уже самого шантажного свойства: «Человек, который будет знать об этом родимом пятне, может держать обладательницу его всецело в своих руках»… Тут же мысль эта приняла определенные формы, и решил узнать, кто ее родители и будет ли она богата, когда вырастет? Терпение у меня было дьявольское… Цель была на расстоянии двенадцати-пятнадцати лет от меня, но я мог ждать.

— Это очень нехорошо, — нравоучительно возразил я.

— Конечно! Яи сам теперь это вижу. Но тогда идея шантажа всецело захватила меня. Я в тот же вечер выведал, кто ее родители, — и результаты сыска были самые великолепные: она оказалась единственной дочерью графа К., обладателя нескольких миллионов и десятка громадных имений. Было из-за чего терпеливо выжидать!

— Чем же это кончилось? — заинтересованный, нетерпеливо спросил я.

— Вот чем… Ждал я четырнадцать лет… Дела мои пришли в упадок — я мало интересовался ими! Часто приходилось голодать, но я не смущался этим, видя впереди блестящую, полную довольства и сытости жизнь. За молодой графиней К. я внимательно следил, не теряя ее из виду, знал, что она делает, как развивается, когда и чем болеет (ее смерть разорила бы меня)… Знал я также, когда она вышла замуж за великолепного хлыща барона фон Кука, блестящего красивого малого. Брак, очевидно, состоялся по страстной любви, и это было мне на руку. Тут-то я и мог ее прижать. Ха-ха!