Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы
Шрифт:
Прибегает слуга .
Иди вниз, позови ее. Скажи, чтобы она вернулась, что мне надо еще поговорить с ней. Иди.
Слуга повинуется, но он останавливает его на пороге.
Нет! нет! Оставь! Останься здесь.
Наступившее молчание похоже на затишье перед бурей. Коррадо Брандо подходит к столу, на котором разложено оружие, берет штуцер и осматривает его. Слуга Руду стоит в ожидании.
Коррадо.Оружейный мастер принес патроны со стальными пулями?
Руду.Да, господин.
Коррадо.Заряженные восемнадцатью граммами пороха?
Руду.Да, господин.
Коррадо.А заряды с разрывными пулями?
Руду.Тоже. Все готово, можно ехать хоть сейчас.
Коррадо.Посмотри, вон еще не вложен кусочек слоновой кости.
Руду.Прости, господин. Ведь это штуцер Арказы, я думал, что ты пожелаешь вспомнить случай с ливанцем, когда ты выстрелил ему прямо в рот, спрятавшись за изгородь.
Коррадо.Ты прав, Руду. Тропическое солнце не спалит мне глаза! Ты оба винчестера осмотрел и револьвер Кольта?
Руду.Не беспокойся. Все готово.
Коррадо.Положи мне в патронташ патроны.
Руду.Уже, господин.
Коррадо.Хочу надеть на себя оружие.
Сардинец с покорной улыбкой скрывает свое беспокойство.
Руду.Мы точно уже в Сигале посреди леса.
Он подходит к столу и исполняет приказание.
Коррадо.Ах, Руду! Не слуга, а товарищ, дорогой товарищ! Чего бы я не дал, чтобы уже сегодня испытать с тобой жаркий огонь сражения. Ты помнишь блаженство того вечера, когда мы впервые остались с тобой одни с небольшим отрядом, еще до прихода в Мильмиль, среди целого моря густой травы, где паслись антилопы и дикие ослицы? Вдруг мы увидели льва, который, стоя от нас на некотором расстоянии, в упор глядел на нас. Это был первый лев, которого я видел. Он исчез в чаще прежде, чем я успел прицелиться. Мы приблизились к месту, где он стоял. Он оставил там половину газели, которую мы затем изжарили по своему сардинскому способу. Мы никогда так весело не ужинали. Помнишь?
Руду.Как же, господин.
Коррадо.Потом ты взял свою лаунедду и сыграл что-то на трех разных бамбуковых дудках, затем спел еще песню Веги, рожденную, по-видимому, не среди апельсиновых деревьев твоего грустного острова, а в той самой земле, на которой мы так привольно раскинулись. Арабы из Массауа, асаортины, уроженцы Бени Амер, сев в кружок, неподвижно внимали твоему пению, как будто оно было им не чужое, а напоминало их раннее детство. Родина наша в то время была уже не за нами, а впереди нас, за высокой травой, в темноте, насыщенной львиным запахом и опасностью. (С сухим треском он открывает затвор штуцера и вкладывает в него патрон.)Ах, Боже мой! Неужели ты думаешь, что бескровное сражение может воодушевить сражающегося? Ты толковый малый: ты принадлежишь к тому суровому, храброму племени, которое имело обыкновение ускорять смерть обреченных на нее тем, что душило их. Ведь тот разбойник из Дуалхи, который говорил: «Мертвых я погребаю в своей храбрости», — твой предок? Так скажи же мне, можно ли сравнить с целой
Он закрывает затвор штуцера и кладет его на пол.
Руду.Что ты хочешь услышать от меня, господин? Я не понимаю тебя, но вижу, что ты чем-то мучаешься. Если я могу вынуть у тебя занозу — только прикажи. Ради тебя я сделаю все. В Ольде во время пытки ты просил меня петь, и я повиновался.
Коррадо.А какое-нибудь пустячное препятствие разве остановит того, кто может петь во время пытки?
Руду.Нет.
Коррадо.Ты напомнил мне тот день, когда мы хотели быть не людьми, а чем-то больше. Мы побеждали тогда не только животных, но и судьбу.
Руду.Ты всегда побеждаешь, moti [4] .
Коррадо.Всегда, но в пустыне, помнишь, как мы совещались перед тем, как с закрытыми глазами пойти навстречу опасности. Воды нет, с нами только небольшой запас сушеного мяса, одежда изодрана, обувь изношена, почти все животные и вьюки брошены среди непроходимых лесов, проводники разбежались, впереди вооруженное селение, с нами только два верных сердца — наши собственные, все остальные — одна мертвечина. «Свернуть в сторону, перебравшись через реку, или идти прямо в Ольду?» Вот монета, которую ты нашел в римской колонии Монтарву, когда мы исследовали жилу железной руды. Я не расстаюсь с ней. (Он вынимает ее из кармана и показывает слуге)Тогда мы гадали по ней. Если выйдет голова — свернуть в сторону, если плуг — идти прямо. Мы шесть раз упорно бросали монету, и шесть раз выходила голова. Ты глядел мне прямо в глаза и говорил: «Иди прямо. Будь, что будет!»
4
Moti — слово, которое на языке племени Галла означает «начальник».
Руду.Монета говорила одно, а твои глаза другое, moti. Твои глаза для меня закон.
Коррадо.И мы пошли на казнь! Сегодня, Руду, мне хуже, чем перед Ольдой. Я хочу снова испытать судьбу. Ехать или оставаться? Возьми, брось монету. (Он передает ему римскую монету)Если голова — ехать, если плуг — оставаться.
Слуга колеблется и вопрошающе смотрит на господина.
Что ты глядишь?
Руду.К чему игра, если ты хочешь.
Коррадо.Ты читаешь в моих глазах.
Руду.На этот раз нет.
Коррадо.Ну, так бросай же. Подожди. Не на этом противном ковре. Вот возьми ту львиную шкуру и расстели ее. Помнишь? Тогда мы находились на тропе, протоптанной гиппопотамами, которая через поломанные тростники вела к броду.
Слуга берет с дивана шкуру и расстилает ее.
Так, отлично. Бросай.
Слуга не может скрыть своего волнения. Он бросает вверх римскую монету, которая падает на звериную шкуру, он наклоняется, почти ложится на пол, чтобы лучше рассмотреть ответ.
Руду.Плуг.
Коррадо.Оставаться! Попробуй еще раз.
Слуга повторяет то же самое и снова наклоняется.
Руду.Плуг.