Том 3. Менестрель. Поэмы

Северянин Игорь Васильевич

Сонет XXXI

Диссо

Изысканна, как жительница Вены, В венгерке дамской, в платье bleugendarme, Испрыскав на себя флакон вервэны, Идет она, — и в ней особый шарм. К ней цужат золотые караваны Поклонников с издельями всех фирм… Лишь донжуаны, чьи карманы рваны, Берут ее глазами из-за ширм… Изящница, очаровалка, венка, Пред кем и герцогиня — деревенка, В ней что-то есть особое совсем! Изысканка, утонченка, гурманка, С

весталковой душой эротоманка, — Как у нее выходит: «Жду вас в семь…»!

Рондель XVI

Люблю лимонное с лиловым: Сирень средь лютиков люблю. Лимон фиалками томлю. Пою луну весенним словом: Лиловым, лучезарным, новым! Луна — подобно кораблю… Люблю лиловое с лимонным: Люблю средь лютиков сирень. Мне так любовно быть влюбленным И в ночь, и в утро, в вечер, в день, И в полусвет, и в полутень, Быть вечно жизнью восхищенным, Любить лиловое с лимонным…

Рондо XXI

Далеко-далеко, там за скалами сизыми, Где веет пустынями неверный сирокко, Сменяясь цветочными и грезными бризами, Далёко-далёко, Ильферна, бесплотная царица востока, Ласкает взор путника восходными ризами, Слух арфой, вкус — негой бананного сока… Потом испаряется, опутав капризами Случайного странника, и он одиноко Тоскует над брошенными ею ирисами, — Далёко-далёко!

Газэлла XI

Я помню весеннее пенье весла, За взлетом блестящим паденье весла. Я помню, как с весел струился рой брызг. В руке твоей твердо движенье весла. Когда ты гребла, в сердце стих возникал: Он зачат, сдается, в биеньи весла. Когда ты гребла, музыкально гребла, Не брызги текли, — упоенье с весла. И вся ты в полете была золотом, — Так златно твое окрыленье весла!

Поэза твоих контрастов

Ты так ясна и, вместе с тем, туманна. Ты так верна и, вместе с тем, обманна. И нет к тебе дорог. Уста чисты, — слов грешных ими хочешь. Рыдая, ты отчаянно хохочешь. Развратный облик строг. Тебя не взять, пока ты не отдашься. Тебя не брать — безбрачью ты предашься. Как поступить с тобой? Ты так горда и так несамолюбна. Ты — без следа, но в мире златотрубна, К тебе влекусь с мольбой.

Поэза летней встречи

Я шел по берегу реки Тропинкой в центре склона. Ромашки — точно мотыльки, И все вокруг зелено. На повороте, на крутом, Как будто из Жюль Верна, Возникла в уровень с кустом Хорошенькая серна. И этой встречею врасплох Захвачены мы стали, Из губ ее метнулся вздох — Испуга ли? — печали? Спустя

мгновенье, — как стрела, Она неслась обратно. Ужель душа моя была И серне непонятна?…

Поэза о веранде

Не ваша ли веранда, Лина, Где розовеет lieberlong, Закутанная вся сиренью, Мне навевает настроенье — Цитировать из «Ванделина», Сзывая слушателей в гонг? Внемли, тенистая веранда, Душисто красочным стихам, Поэме истинной и чистой. Пусть некий голос соловьистый, Который нежно любит Сканда, Звучит с тебя по вечерам.

Поэза весеннего ощущения

От тоски ты готова повеситься, Отравиться иль выстрелить в рот. Подожди три оснеженных месяца, — И закрутит весна хоровод. Будут петь соловьи о черемухе, И черемуха — о соловьях. Дай-то бог револьверу дать промахи И веревке рассыпаться в прах. Будут рыб можжевеловой удочкой Подсекать остриями крючка. Будет лебедь со снежною грудочкой Проплывать по реке, так легка. Будут почки дышать влагой клейкою, Зеленеть и струить аромат, И, обрадованные лазейкою, Ливни шейку твою обструят. Зачеремушатся, засиренятся Под разливной рекою кусты. Запоют, зашумят, завесенятся Все подруги твои, как — и ты. Зазвенит, заликует, залюбится Все, что гасло зимой от тоски. Топором все сухое обрубится, Смело сочное пустит ростки. Чем повеситься, лучше загрезиться. Не травись и в себя не стреляй. Как-нибудь перебейся три месяца, Ну, а там недалеко и май!

Поэза новая на старый лад

Что значит — одну любить? Что значит — с одною жить? Зачем же так много дев, И в каждой есть свой напев? И этих напевов рой Не может пребыть в одной… Кто любит напевы все, Тот предан одной красе. Краса не в одной — во всех. В одной только часть утех. Чтоб всю красоту впитать, Нельзя уставать искать. Стремиться от сна ко сну… Всех — значит любить одну.

Тебе ответ

Ты говоришь, что книги — это яд, Что глубь душевную они мутят, Что после книг невыносима явь. «Избавь от книг, — ты говоришь, — избавь…» Не только в книгах яд, — он и в весне, И в непредвиденном волшебном сне, И в роскоши волнующих витрин, В палитре струн и в музыке картин. Вся жизнь вокруг, мой друг, поверь мне, яд — То сладостный, то горький. Твой напад На книги — заблужденье. Только тот Безоблачен, кто вовсе не живет.