Том 3. Менестрель. Поэмы

Северянин Игорь Васильевич

Поэза новых штрихов

— Выпьем за наших любимых-ненавистных! —

сказал мне как-то Бальмонт

Цветет сирень, благоухая, Томя, и нежа, и пьяня. Какая радость! грусть какая Сегодня в сердце у меня! То я горю, то сладко гасну. Всем отвечаю невпопад. О, как невыносимо-страстно Меня терзает аромат! Я в исступленьи! я до боли В ноздрях вдыхаю целый день, Меня лишающие воли Цветы под именем — Сирень! Как призрачно! как белолистно! Последней белой ночи мрак… Любимая!

ты — ненавистна! Ты вражий друг! Ты дружий враг!

Канцона («О, водопады Aluojа…»)

О, водопады Aluojа — Пятиуступная стремнина, Пленительные падуны! Паденье ваше — удалое! Вы, кем овлажнена ложбина, Вы, кто над скалами звучны, — Краса эстийской стороны, — Я вас пою, о водопады Реки извилистой и бурной, В орешник, в густоте сумбурной Запрятанные! Край прохлады В полдневный изумрудный зной, Отныне вы воспеты мной!

Aluoja

Два цветка

От Aluojа до P"uhaj~ogi Нет ни вершка: Одна с другой сомкнулись в беге С рекой река. Какой он быстрый! какой он шустрый Хрусталь — приток! А при слияньи, в затоне, грустный Речной цветок. Он в P"uhaj~ogi иль в Aluoja Узнаешь, как Когда ни доброе и ни злое, А просто так! Ведь влага — влагой, река — рекою, Водой — вода. Так наше чувство — призыв к покою, — Цветет всегда. Оно твое ли? оно мое ли? Никто того Из нас не знает. Но нет в том боли, — Лишь торжество.

Алая монахиня

Алая монахиня. Очи — изумруд. Дерзость в них и ласковость. Нрав капризен. Крут. Льдяная. Надменная. Едкая. Кому, Богу или Дьяволу, — Служит — не пойму. Нежно-милосердная. Жестока и зла. Сколько душ погублено! Сколько душ спасла! Помолись за грешника, С чистым согреши… О, душа безгранная, Дева без души!

Любовь — жертва

И есть любовь, но жертвы нет.

Фелисса Крут

Слова без песен есть, и песни Без слов, но вот что улови: Любви без жертвы нет, и если Нет жертвы, значит — нет любви. Любовь и жертва, вы — синоним, И тождественны вы во всем: Когда любовь мы окороним, Мы Богу жертву принесем. Любовь светла и жертва тоже: Ведь жертвы вынужденной нет. И-а всем, что с принужденьем схоже, Лежит клеймо, позор, запрет. Любви без жертвы не бывает. Неизменимо, вновь и вновь, Упорно сердце повторяет: Любовь без жертвы — не любовь!

Tartu (Dorpat)

Kevade

Проворная, просторная бежала по весне вода. Ты, черная, позорная зима-мертвунья, сгинь. Амурная, задорная, шалила дева Кеvаde. Лазорно-иллюзорная, сияла небосинь. Узорная, озерная трава на пряже невода. Минорная подгорная растительность болот. Фаворная, вся флерная смеюнья-струнья Kevade. Упорная

бесспорная забота от работ.

Сонет студёный

Мы с ней идем над морем вдоль откоса: Лазурен штиль в лучистом серебре, И вкус прессованного абрикоса Таит шиповник прелый на горе. Студеный день склоняется к заре. Четвертый солнца час прищурен косо. Щетиною засохшего покоса Мы с ней идем над морем в октябре. Мучительно представить город нам, — Ведь он нанес удар тем самым снам, Которыми у моря мы томимы. Но не могли забыть его совсем: Еще вчера мы были в нем, — меж тем, Как с нашим морем часто разлучимы.

Valaste 21.Х

Поэза влияний

Cr'eme d'Epinne Vinete

Соловьи поют сиреньи мотивы Из бокалов зеленых весны, И гудящие локомотивы На ажуре весны так грузны… Вся весна соловьится, пьянея, Как и я, как и ты, как и все. И у жертвенника Гименея Мир, брачуясь, приникнул к росе… На душе так светло соловьисто, — Вся она — аромат, звон и свист! И от этого вешнего свиста Соловьится сирень — аметист…

Jarve

Вечеровая

Серебряно — зелено — голубою Луною Освещен ноябрьский снег. В тиши, в глуши заброшен я с тобою. Со мною Ты, чарунья нежных нег. Ночь так тиха, как тихи ночи моря Без бури. Лунно-лучезарен лед. Мир бьется в политической уморе, Понурив Свой когда-то гордый лет. Нам дела нет до чуждого нам мира — Кошмара Зла враждующих людей. Лишь лунные лучи поют, как лира. В них — чара, Символ в них любви моей.

Tu"u и Jukku

Т"uu ночью внемлет стуку: Тук-тук-тук. — «Это ты, мой милый Jukku, Верный друг? Это ты, невоплотимый? Дон ли, Ганг Ты покинул для любимой? Иль ты — Ванг? Vang и Jukku! вас ведь двое… Общий лик… В нем единство роковое: Вечный миг». — Протянула Т"uu руку И окно Распахнула настежь: Jukku Нет давно. Да и был ли? Сыро. Бело. Стынет сон. Где-то тьма и мирабелла. Где-то он. Существует все же Jukku Где-то там. Vang к окну приносит муку По ночам. И рыдает без слезинок: «Я — не он». Помысл T"uu в глушь тропинок Устремлен. И целуя Vang'a в губы Чрез окно, Т"uu шепчет: «Пьют инкубы Кровь давно»… — «Не инкубы, — отвечает Vang, — мечты»… Вместе с T"uu упадает На цветы. И берет ее, умело Претворя В явь виденье, чтоб не смела Встать заря. И не внемлет T"uu стуку… Посмотри: Воплотился в Vang'e Jukku …До зари.